Первый президент Video International, телепродюсер Павел Корчагин: «Девяностые — время становления негосударственного телевидения»
Фото из личного архива Павла Корчагина.
— 90-е годы для вас – это какое время? Как вы их оцениваете?
— Это – очень яркая страница моей биографии, очень много всего случилось, намного больше, чем в следующем десятилетии.
— Из-за того, что время было каким-то особенным?
— И время, и те проекты, над которыми я работал. Они были частично связаны со временем тоже, потому что это было время становления нового негосударственного телевидения. Начало развития рекламного рынка. Создание компаний Video International, СТС, ТНТ. Очень много всего.
— Давайте я сначала вас про рекламу спрошу. Первые западные рекламные ролики, которые у нас в стране вышли в эфир, были в программе у Владимира Познера, которую вы и делали в 1988 году. Они тогда каждый день выходили?
— Если мне не изменяет память, то было четыре или пять программ с Познером, которые были показаны в мае и которые мы снимали в Сиэтле. По тому же принципу мы снимали до этого диалоги Фила Донахью с еще советским народом. Мы с самого начала договаривались так, что Донахью проводит программы в Советском Союзе, а потом Познер делает такие программы об Америке. И в одном и том же городе, Сиэтле, он приходил каждый раз в разные аудитории, и ему задавались разные вопросы.
И, когда мы уже сделали эти программы, вдруг возникла мысль, не разместить ли в них рекламу. Мы в этом деле не понимали ничего, совсем. Но один из наших партнеров, Эдвард Версбовский, сказал: «Давайте я попробую», а мы с ним уже до этого делали космические телемосты («телемосты» на английском звучали как space bridges, то есть Корчагин употребляет в этом случае кальку с английского — Н.Р.). Буквально накануне нашего эфира он позвонил и сказал, что едет к нам и привозит с собой три ролика, которые нужно будет срочно переозвучить. Ролики были такие: телевизор Sony Trinitron, карта Visa и Pepsi («Новое поколение выбирает Pepsi», это словосочетание, над правильным словоупотреблением которого в русском языке думала синхронный переводчик ООН Линн Виссон — Н.Р.).
Вопрос был на самом деле не такой простой. Никто в этом деле ничего не понимал, до этого зарубежной рекламы на советском телевидении просто не было. Пытались во время трансляции Игр доброй воли [1986 года], которые Тед Тернер проводил, что-то продать, но ничего не получилось, ни одна из компаний на подобные уговоры не поддалась.
А через два года после этого нам пришлось обратиться в очень высокие инстанции. Насколько я помню, на уровне руководства Гостелерадио эти вопросы решить было нельзя. Поэтому мы обращались в так называемую инстанцию. Наверное, это был идеологический отдел ЦК КПСС, который разрешил нам это рекламное размещение провести «в порядке эксперимента».
А с точки зрения самих этих компаний размещение рекламы на советском рынке было полным абсурдом. Потому что, например, Pepsi и так продавалась вся: сколько производили ее в СССР, столько и продавали. Телевизоры Sony не продавались вообще нигде, кроме магазинов «Березка». А реклама карточек Visa, которые рекламировались для использования во время Олимпиады в Южной Корее, были еще большим абсурдом, потому что никто в Советском Союзе вообще не знал, что это такое – кредитные карточки. Тем не менее, компании решили пойти на эксперимент и эту рекламу разместили.
Резонанс в западной прессе был очень большой. Это случилось накануне приезда Рейгана в Советский Союз, и о западной рекламе в СССР американская пресса писала гораздо больше, чем о предстоящем визите. Нас с [коллегой и другом] Сергеем Скворцовым это сильно напугало. Потому что в то время за подобного рода как бы саморекламу могли быть определенные последствия. Но все прошло нормально.
— А КГБ не участвовал в этом решении?
— Не думаю. А какое он отношение имел? Мы по всем вопросами, которые были связаны с какими-то чувствительными материалами в то время, обращались в идеологический отдел ЦК КПСС. Не мы лично, а через руководство.
Владимира Познера гримируют перед съемками программы в Сиэтле. Фото из личного архива Павла Корчагина.
— Но можно сказать, что рекламный рынок начался на самом деле с вас.
— Мы тогда не понимали, что он начался. Для нас это был такой смешной, непонятный эксперимент, но он произошел. А после этого на советском телевидении никакой рекламы не было достаточно долго.
И, когда был создан уже новый канал «Россия», тогда – РТВ, приехал один американец, который стал первым вести переговоры об эксклюзивной продаже рекламы. Такой договор он подписал с Анатолием Лысенко, но в течение года после этого ни одной секунды рекламы так и не было продано. Никому российский рынок не был интересен.
— Вы в каком-то интервью говорили, что первая компания, которая получила права на размещение рекламы в стране, обанкротилась.
— Наверное, как раз та американская компания. Я сейчас не помню, как юридически дела обстояли, действительно обанкротилась или просто перестала работать, уйдя из Советского Союза, считая эту территорию абсолютно бесперспективной с точки зрения рекламного рынка.
— Video International была первой такой крупной компанией? Она раньше Лис`C появилась?
— Примерно одновременно. Но Video International была в то время совсем небольшой, она размещалась в бывшем парткоме РИА Новости. Там было три комнаты: одна – примерно метров тридцать, приемная примерно метров тридцать и еще одна комната – метров двадцать. Вот и все.
— А как вы собрались? Как все вместе оказались?
— Мы со Скворцовым тогда работали в РИА Новости, и к нам пришло предложение от американцев провести конкурс красоты «Миссис Америка – миссис СССР». Приехали американцы на переговоры. Нам нужно было найти еще дополнительных линейных продюсеров, потому что мы в то время со Скворцовым не занимались постановочными проектами, связанными, например, с большим количеством декораций. В тех же телемостах кроме экрана никаких особых декораций не было. А здесь нужна была несколько другая работа. Поэтому мы стали искать людей, которые могли бы эту работу провести. И вот кто-то нам посоветовал переговорить с молодым человеком по имени Михаил Лесин. Мы с ним встретились. Он сказал, что у него очень много завязок в театральном мире, в частности – в театре Ленинского комсомола, где была очень хорошая производственная база для строительства декораций. В то время главным художником там был некто Краснов. Он потом еще много делал декораций для всяких известных проектов.
— Борис Краснов, да?
— Да, Борис Краснов. Мы с ним скооперировались и, после того, как провели конкурс, решили, что составляем хорошую команду и можно работать друг с другом. В то время о Video International как о рекламной компании, то есть той, что производит и продает рекламу, еще и речи не шло. Да и само создание Video International произошло в силу очень курьезного случая.
Мы развивали наши отношения с Филом Донахью, и Познер договорился, что приедет в Америку и будет производить с ним отдельную программу, которая будет называться «Познер-Донахью». А основную программу Донахью, то есть «Донахью-шоу», делала компания, которая называлась Multimedia. Мы попросили Познера закинуть удочку, можем ли мы со Скворцовым приехать в Нью-Йорк и делать нашу программу на нашей технической базе. А она у нас была, потому что один из наших приятелей, с которым мы также познакомились на конкурсе «Миссис Америка – миссис Советский Союз», был Брайан Келли. У него была очень высокотехнологичная пост-продакшн база, которая располагалась на 14-й улице между 5 и 6 авеню. И Келли сказал: «Пожалуйста, ребята, я предоставлю вам абсолютно все, что хотите». И немножко побежал впереди паровоза, написав Донахью письмо, мол, дорогой Фил, мы рады, что ты принял решение работать вместе с нами. Получалось, что все полностью согласовано, и это привело Фила в полное бешенство. Абсолютно. Он знал и уважал нас со Скворцовым, но кто такой Брайан он не знал. И вот вдруг ему пишет письмо совершенно непонятный человек и выдает себя за его будущего партнера. Донахью послал нас куда подальше. Вы, говорит, ребята, чересчур увлеклись, ни о чем таком я с вами не договаривался.
Фил Донахью вернулся с этим проектом по производству в свою материнскую компанию Multimedia, а мы остались с большим ящиком бумажной отпечатанной писанины, бланков и визиток, которые Брайан Келли уже напечатал, с названием Video International. Почему? Потому что его компания называлась National Video. А так как Познер – из Советского Союза, Донахью – из Америки, а мы создаем компанию на базе National Video, то пусть будет Video International. И этот ящик бумажных всяких дел, с которым мы не знали, что делать, привезли в Москву. И уж потом пришла мысль: ну, раз у нас есть это, то, может, все-таки сделаем, как мы хотим? (Смеется.) То есть – компанию в России, которая будет называться Video International.
Ну, и сначала она была по сути по своей, продакшн компания. Первая программа, которую мы разместили на канале «Россия», — шоу «Сам себе режиссер». Канал в то время не мог расплачиваться даже рублями. Бюджеты тогда были очень маленькие, все уходило на новости, покупку оборудования, зарплату, и на оплату сторонним партнерам денег не было. А уж на оплату в валюте, если что-то надо было покупать, — какие-то форматы, как «Своя игра», фильмы, сериалы – на это денег не было абсолютно. Поэтому предложение было такое: если вы, Video International, хотите нам что-нибудь продать (а за чистую монету мы купить у вас ничего не можем), то мы можем отдать вам долю рекламного времени в вашей же программе, а как вы будете продавать и окупать, — это ваше личное дело. Вот с этого и начались рекламные продажи.
Поездка в Сиэтл с коллегой Сергеем Скворцовым. Фото из личного архива Павла Корчагина.
— А в какой момент там появились Юрий Заполь и другие люди?
— Ну, когда мы остались с этим ящиком бумаг, то там уже были и Заполь, и Лесин, и Скворцов, и я, и все журналисты – все были партнерами Video International. Заполь уже в то время был, потому что он работал вместе с Лесиным на конкурсе «Миссис Америка – миссис Советский Союз», где мы все и познакомились. А конкурс был в 1990-м году, и, кстати, стал одной из первых программ, которую пустили в эфир после начала вещания канала «Россия».
— И достаточно быстро вы начали продавать рекламу на телевидении.
— Ну, я не могу сказать, что достаточно быстро. Но потихоньку рекламодатели стали стремиться к размещению рекламы на телевидении, начиная с «Санты-Барбары», которую, как мне помнится, мы купили летом 1991 года, а в эфире она появилась в январе 1992 года. Сериал стал очень зрелищным, и, когда [гендиректор канала «Россия» Александр] Акопов снял его с эфира через несколько лет, то в городах России чуть ли не демонстрации были, с требованием вернуть «Санту-Барбару» в эфир…
— Когда перестал существовать бартер?
— Когда я уже работал в качестве главного продюсера на канале «Россия», то есть с 93-го по 95-й год. Тогда мне было поставлено условие, чтобы на канале появились деньги и была возможность уже не отдавать рекламное время, а платить чистой монетой. Меня поставили главным продюсером канала с целью перевести существующие и будущие программы, в отношения «товар-деньги-товар».
— А насколько криминализирован был этот рынок в начале?
— Мне об этом абсолютно ничего не известно. Ни с какого бока, как бы ни было это странно слышать, я не видел никаких элементов криминализации, даже приблизительно.
— Иногда, вспоминая то время, говорят о «братках», которые приходили в «Останкино»…
— К нам один раз приходили «братки», когда мы сидели в РИА Новости. Но, поскольку мы сидели все-таки в достаточно защищенном здании, и милиция нас охраняла, то была только одна какая-то попытка. Нас вызвали на какую-то «разборку». Я помню, что Лесин к ним спускался, о чем-то говорил, и на этом все закончилось. Что он им сказал? Не знаю.
— Ну, Михаил Юрьевич мог, наверное.
— Ну, он мог, наверное, напустить тумана. На этом все закончилось. Но поверьте, я, находясь в то время в самом центре этого процесса, даже приблизительно, нигде и никак не слышал, не видел ничего подобного.
— А потом, когда появились олигархи?
— Первый олигарх, с которым я познакомился, был Гусинский, тогда, когда он пригласил нас со Скворцовым. Произошло это так: [Игорь] Малашенко приехал к нам на канал СТС, который с точки зрения вещания был впервые создан по западной технологии. Центральное телевидение вещает на пять часовых поясов, имеет огромное количество аппаратных, видеомагнитофонов, и все это – еще не в цифре. У них много людей, работа в три смены, и все – для того, чтобы обеспечить поток такого вещания. А у нас появилась первая цифровая компания, сидит один инженер и мирно спит, так как вся продукция загоняется в эфир уже в сервера, и с серверов распределяется по разным часовым поясам. И сидит он там только для того, чтобы, если появится сигнал тревоги, если произойдет сбой в системе, эту проблему устранить. И Скворцов тогда пригласил Малашенко посмотреть, как выглядит СТС. Посмотрел. Был крайне удивлен. Говорит: «Интересно. А еще такой можете?» Ну, можем. «А давайте встретимся с Гусинским и переговорим?»
Встретились мы с Гусинским. Он сделал нам предложение, которое называется «от которого нельзя отказаться». И в 98-м, если мне не изменяет память, мы ушли с СТС и перешли создавать канал ТНТ. У ТНТ была лицензия и один видеомагнитофон, который показывал полоски и больше ничего. А полоски нужно было показывать, чтобы сохранить лицензию, потому что для сохранения лицензии должно было быть вещание. А в лицензии не было написано, можно показывать полоски или нет.
Потом мы уже создали реальную команду, купили технологии, технику, определенное количество программ и вышли в эфир уже как полноценная компания.
К вопросу об олигархах, Гусинский был тогда уже сложившимся олигархом, уже владел НТВ, «Мост-банком», энным количеством журналов, газет и так далее. Период его становления мы не застали (интервью со Скворцовым доступно по этой ссылке).
— Но о криминале в рекламном бизнесе я все же еще раз спрошу. То есть на рынке его не появилось и после этого?
— Даже приблизительно, пока я работал на телевидении в 90-х годах, не видел ни одной индикации какого-то криминала, связанного с рекламным бизнесом. Вообще.
— А можно спросить вас про Листьева? Вы знаете о причине его убийства? О том, кто это сделал?
— Ну, разговоров, кто это мог сделать, как вы знаете, было очень много. И были большие подозрения, связанные с рекламой в том числе. Потому что во времена его правления была попытка Березовского изменить рекламный рынок (хозяин-то компании, первого канала, был Березовский) и убрать двух основных игроков: Лис`С и Video International. Явилось ли это причиной его смерти? Гаданий было много. И, скажем, того же Заполя неоднократно вызывали на разные допросы. Но, если что-то было бы связано с рекламным бизнесом, то я бы, наверное, знал. Наверное, была другая причина.
А с самим Листьевым мы были в очень хороших приятельских отношениях. Он мне с большим воодушевлением рассказывал, когда вернулся из Парижа и увидел формат, который стал у нас называться «Поле чудес». В то время еще не существовало понятия «покупка форматов». Он просто увидел и сказал: «О! Здорово! Но мы сделаем еще лучше, чуть по-другому и еще лучше». И стал первым ведущим программы. Были в хороших приятельских отношениях, но не более того, не настолько, как команда «Взгляда». Они, конечно, очень близки были друг другу…
— То есть вы все-таки сомневаетесь, что это рекламная версия?
— Я не думаю, что это рекламная версия.
— А вы знаете какая? Что на самом деле?
— Нет.
— А есть люди, которые знают точно?
— Ну, есть, конечно, люди, которые знаю точно. Кто-то же исполнял. Тот, наверное, знает точно.
— Когда вы создавали ТНТ, то стали законодателем новой моды, стали производителями русских сериалов.
— Тут такая история. Я еще работал на канале «Россия», и тогда, в 94-м году, к нам пришел один из питерских телепродюсеров и предложил экранизировать одну книжку. И мы со Скворцовым вместе пошли к Лысенко, переговорили. Он сказал: «Да, это интересно. Давайте попробуем». Производство шло в Питере, а мы были продюсерами от канала. Потом мы ушли. Я уехал в Америку, в конце 95-го года, а Скворцов ушел на СТС, где ему предложили пост генерального директора (сначала мне предлагали, но я сказал, что уезжаю). И, когда мы ушли с канала «Россия», вопрос с сериалом полностью завис. Его перестали финансировать, он остался в незавершенном виде, не был доделан постпродакшн, не было озвучки, — масса всего.
А потом, когда мы уже пришли на канал ТНТ, то подали Гусинскому мысль, что есть такой материал, который лежит просто мертвым грузом, и можно его попробовать задешево выкупить, чтобы доделать до конца. «Давайте. Хорошо!» Мы выкупили сериал у канала «Россия», доделали и показали. И был феноменальный успех. Хотя первоначально очень многие не верили, что российские сериалы смогут конкурировать с латиноамериканским мылом типа «Богатые тоже плачут», было очень много сомнений. ТНТ – сетевая компания, связанная с огромным количеством региональных партнеров, и перед началом сезона мы провели их съезд. Их руководители стали кричать, что это никогда в жизни никому не будет интересно, что это нужно обязательно убрать, а вместо этого поставить всякие «Богатые тоже плачут» – 6, 7, 8, 9, 12. Вот это все смотрят. Вот это идет, а то — вообще непонятно что. То есть с большим трудом мы уговорили наших региональных партнеров, что мы в качестве эксперимента поставим материал в эфир. Поставили. Прошел с огромным успехом.
После этого к нам обратились Анатолий Максимов и Константин Эрнст, чтобы мы продали сериал на ОРТ. Мы переговорили с Гусинским. И, хотя ОРТ был конкурентом для нашего головного партнера, НТВ, Гусинский сказал: «Давайте разговаривать с точки зрения коммерции. Мы продадим второй показ». На ТНТ его видели пять с половиной человек, это было только начало эфира ТНТ, а на первом канале этот сериал, конечно, увидели миллионы и миллионы. Это просто бомба была. Об этом говорили все. И мы убедились, что может быть перспектива с коммерческой точки зрения. А коммерция в то время была такая. Покупка какого-то латиноамериканского сериала на три показа на три года стоила 5 тысяч долларов, а самое дешевое производство сериала «Улицы разбитых фонарей» стоило 20 тысяч. Поэтому в то время начальники особенно не задумывались, стоит ли в непроверенный продукт вкладывать 20-25, а потом – уже и 30 тысяч долларов, или покупать что-то из бразильских, аргентинских, мексиканских сериалов, которые будут стоить от трех до пяти, а с точки зрения рекламных продаж приносить гораздо больше. Но после того, как были показаны «Улицы разбитых фонарей», понемножку стали приходить к идее, что надо вкладываться и в российские сериалы, потому что это тоже может быть выгодно. Потом появился сериал «Убойная сила» на первом канале. Хабенский там, по-моему, и начал карьеру.
— А почему Акопов прекратил показ «Санта-Барбары»?
— Не знаю. Можете спросить об этом у Акопова напрямую, так будет правильно. Но, наверное, посчитал, что достаточно уже показано, к тому времени, уже – 800 серий, надо какой-то новый продукт ставить.
— Каково было влияние Лесина? Как бы вы охарактеризовали его для рынка российских СМИ и рекламы?
— Ну, зная его энергетику совершенно невероятную… Он участвовал в создании Video International, а Video International повлияло очень сильно не только на рекламный рынок, но и на рынок контента, потому что это вещи взаимосвязанные. Можно сказать, что его влияние было очень сильным, он был одной из ключевых фигур, даже не говоря о том, что потом он занимал пост министра по делам печати. Но он не имел отношения к созданию таких каналов как СТС, ТНТ, РЕН-ТВ.
— А у вас все время сохранялись хорошие отношения или были периоды, когда вы конфликтовали?
— Нет, у нас всегда были очень хорошие отношения.
— Несмотря на его роль в истории с НТВ?
— С НТВ? Ну, я на НТВ не работал.
— Да, но ТНТ входил в ту же империю Гусинского.
— Ну, да, ТНТ был в холдинге «Медиа-Мост».
— То есть то, что Лесин тоже влиял на то, что у Гусинского отобрали бизнес, не повлияло на ваши отношения?
— Нет, на наши личные отношения это не повлияло. И, когда он перешел в «Газпром-Медиа», то позвонил мне одному из первых. Мы встретились, и в результате была создана новая структура – Комитет по индустриальной премии.
— Как сейчас она поживает?
— Индустриальная премия? Насколько мне известно, церемонию перенесли с конца июня на конец октября. Но там товарищ Швыдкой сейчас рулит, поэтому лучше ему позвонить. Он вас знает, наверное, и горячо любит.
— А почему вы так иронизируете?
— Швыдкой всех любит.
— Вы были одним из создателей ТЭФИ, которая предшествовала этой индустриальной премии.
— Самым главным инициатором был Скворцов. Он несколько раз на эту тему заводил разговоры и с Олегом Максимовичем Попцовым, и с Лысенко. Я ему, конечно, содействовал, прилагал свой голос, но главным инициатором был Скворцов. Он организовал прилет президента американской телеакадемии, ходил вместе с ним по разным каналам, организовывал ему встречи с Попцовым и с Лысенко. Мы тогда вместе с ним и с Попцовым отправились в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть церемонию. Церемонией Попцов впечатлился и сказал: «Давайте пробовать». После этого пошла работа уже более конкретная.
С женой Ольгой и Филом Донахью на первой церемонии ТЭФИ в 1994 году. Фото из личного архива Павла Корчагина.
— Почему изначально она был создана так, что существовал очень маленький, ограниченный круг академиков?
— Насколько мне помнится, такой была инициатива именно мэтров индустрии, включая Лысенко. Потом, если говорить об академиках, это должны быть действительно крайне заслуженные люди, поэтому тому же Скворцову, который был главным инициатором по созданию Академии, и в голову не приходила мысль, чтобы себя продвинуть в число этих людей. Их было 21 человек.
Со временем победила концепция о том, что в академии вообще-то должны быть люди, работающие на телевидении. Полагаю, это правильно. У нас был один случай, когда мы проводили заседание Академии, и гласно рассматривались разные варианты для выдвижения программ в тройки. Возникла одна из программ, которая была внесена в список от ТНТ. Гендиректором тогда был Роман Петренко. Встают старшие академики и говорят, что не о чем говорить, что этот канал никто не смотрит. Я стал вежливо возражать, что канал смотрят, что, если вы не смотрите, то, наверное, – в силу возрастных вкусов, потому что канал – молодежный. «Нет. От этого канала нельзя ничего выдвигать!» Петренко встал и ушел с заседания. Характерный пример того, что люди, которые сделали много в 60-е, 70-е и закончили заниматься телевидением где-то в 80-х годах, потеряли связь с современным телевидением, с современным зрителем и, особенно, — с молодым зрителем.
— На строительство российского медиарынка огромное влияние оказала Америка, и это заметно. За образец все-таки было взято американское телевидение, а не европейское, правильно я понимаю?
— Правильно. Потому что, наверное, оно было ближе всего нам. Первоначально, как мы уже об этом говорили, самыми популярными сериалами были латиноамериканские, а именно – из Мексики, Бразилии и Аргентины, но в конечном счете, победили все-таки североамериканские. Самую большую роль в этом сыграла «Санта-Барбара». В дальнейшем многие форматы стали закупать в Америке, в том числе «Свою игру», «Сто к одному»… Был открыт рынок и французского телевидения, и британского, но тогда ничего такого интересного, как на американском, мы не находили.
— И строительство телесетей тоже прошло по американскому образцу.
— Зачем изобретать велосипед, когда есть абсолютно точно выстроенная система? Она была очень правильной. В ее основе было владение 10-15 станциями в ключевых городах, а все остальные становились партнерами по договорам. Партнеры получали нужный контент, за который не платили ни копейки, но отдавали головной сети определенное количество рекламного времени на всем пространстве России, и имели при этом свои региональные окна, для вставки своей региональной рекламы. Чистый бартер.
С Кимом Спенсером, основателем «Интерньюс», в «Останкино». Фото из личного архива Павла Корчагина.
— А с Борисом Ельциным вы лично когда-нибудь встречались?
— Нет. Не встречался никогда.
— Как думаете, как на развитие СМИ повлияло то, что Ельцин был президентом?
— Была дана зеленая улица для открытия негосударственных телевизионных структур.
— То есть роль – скорее положительная, чем отрицательная?
— Ну, разумеется! Если бы была отрицательная, то не было бы сейчас ничего кроме Первого канала и канала «Россия».
— То есть при другом президенте, вы думаете, всего остального могло бы и не быть?
— Не знаю, что могло бы быть при другом президенте. При Ельцине эта инициатива поощрялась, никто не препятствовал. Я не могу сказать, что государство как-то особо содействовало созданию новых каналов, но оно особо не препятствовало, была такая атмосфера.
— Каково влияние олигархов на российское телевидение?
— По-моему, только два олигарха имели отношение к телевидению: Гусинский и Березовский. При Березовском достаточно интенсивно стал развиваться первый канал. Наверное, если отбросить все остальные качества Березовского, в этом плане его влияние было положительным. При Гусинском был создан канал НТВ, был создан ТНТ, запущен первый спутниковый проект НТВ+, что было тогда невероятно прогрессивно. Тоже, наверное, положительно. Как иначе?
— А осознание своих СМИ как политических инструментов, что в итоге и погубило обоих?
— Я никогда не занимался политикой. Каналы, на которых я в последнее время работал, принципиально были сделаны без политики. Изначально кредо и канала СТС, и канала ТНТ было в том, что они не занимаются политикой, а занимаются развлечением, и частично – просвещением. С точки зрения коммерческого канала – это гораздо более эффективно. Политика – это, прежде всего, большая информационная структура, очень дорогостоящая вещь. А и тот, и другой канал создавались исключительно как коммерческие предприятия. Поэтому вопросы относительно политики вы можете задать кому-то другому.
Читать другие интервью проекта.
Читать интервью автора в других СМИ.