В эфир выходит программа «Время с Сергеем Доренко»
Доренко был уволен с первого канала еще летом 1995 года, за, как он рассказывал позже, комментарий в отношении здоровья президента. Новая аналитическая программа выходит в эфир по субботам.
«В отличие от предыдущих велеречивых опытов — ‘Дней’ Александра Невзорова с их патетическим черно-красным дизайном, клацающим орлом и вагнероподобной музыкой или коллективной «19.59», инсценированной, словно опера, с шагающими по подмосткам солистами, — передача Сергея Доренко подчеркнуто скромна, — отмечает после премьеры журналист «Коммерсанта» Александр Тимофеевский. — Вводное слово, репортаж, комментарий. В центре — ведущий, почти всегда снимаемый с одной точки, фронтально. Подобно простенькому серенькому платью всего за $1000, субботняя программа с будничным названием ‘Время’ ничем не хочет выделяться: ни эксклюзивом, коего нету, ни драматическими диалогами в прямом эфире, тоже, на удивление, отсутствующими, ни, упаси Боже, спецэффектами, ни даже аналитикой, достойно предсказуемой, как самое почтенное общее место. Надо полагать, нейтральная, никакая рама призвана оттенить самоигральный образ ведущего, на который и сделана ставка. <…> Выбор Сергея Доренко в главные аналитики ОРТ напрашивался. То, что известный ведущий не слишком подавляет зрителя интеллектом, скорее хорошо, чем плохо. Переиграть создателя ‘Итогов’ на его поле — задача не столько невозможная, сколько ненужная: круг людей, могущих предаться самоупоенной киселевской логике, если и не равен Садовому кольцу, в любом случае не резиновый. Поэзия должна быть глуповата, телевизионная аналитика — тоже. Автор ‘Зеркала’, образованный Николай Сванидзе, проигрывает как раз из-за своей книжности: те, кто в состоянии ею плениться, политические передачи смотрят для других целей. В этот момент расклады и интересы волнуют их больше, чем культурные метафоры и изысканные монтажные фразы. Хорош или плох Евгений Киселев, по части раскладов он, наверное, вне конкуренции и в жанре телевизионных ‘Итогов’ сегодня недосягаем. Но есть другие жанры: помимо разума существует чувствительность. В этом смысле либеральный Доренко победив, может расслабиться и признать, что эстетически невзоровская программа вполне соответствовала задачам ОРТ. Доренко, при малейшем интонировании трагически сводящий брови к переносице, и Невзоров с его бесстрастным ровным голосом при напряженно работающем кадыке — это одна актерская школа в ее диалектическом разнообразии. И ОРТ она соприродна».[note]Тимофеевский, Александр. «…Но им без волненья внимать невозможно. Новая передача на ОРТ». «Коммерсант», 15 октября 1996.[/note]
Выходу программы посвящен и комментарий «Независимой газеты». «С одной стороны, Доренко проявил неплохой режиссерский вкус, — писал Фарид Изюмов. – Три четверти передачи смотрелись как цельный спектакль. Неброский студийный антураж (что-то серо-голубое в фоне), неброский, аккуратно постриженный ведущий. После кичевой эстетики [закрытой программы Александра Невзорова] ‘Дней’ и опереточной ’19.59’ выглядит по-первоканальски солидно. <…> Доренко уже говорил, что он телевизор не смотрит, чтобы не портить вкус. Потому, наверное, он, положившись на свое актерское умение, не побоялся стать еще одной ‘говорящей’ головой. Но если голова Киселева вещает вальяжно, а Сванидзе – сосредоточенно, то голова Доренко – слишком подвижна. Другим стал и тон ведущего. Скажем так: был фотоохотник – стал просто охотник. В настойчивой погоне за настоящей жертвой. Понятно, что открытый вызов генерала Александра Коржакова (а затем и Александра Лебедя) Борису Березовскому ни в коем случае не мог оставить безразличным нового служащего ОРТ Сергея Доренко. У ведущего были всего сутки с пресс-конференции Коржакова до выхода в эфир. И он постарался. Весь первый сюжет ‘Времени’ Доренко расставлял флажки: в голосе его попеременно звучали то металл негодования, то едкий сарказм, то холод презрения, а движения головы отсекали жертве пути к отступлению. Казалось, сейчас с экрана раздастся выстрел, и негодяйский генерал падет перед нами на пол. А за ним и второй…»[note]Изюмов, Фарид. «Перевод с испанского». «Независимая газета», 19 октября 1996.[/note]
О том, как совладелец ОРТ Борис Березовский договаривался в Кремле об эфире для Доренко, телеведущий рассказывал годы спустя. «Мы пошли в ресторан ‘Токио’ в 1996 году, в июле, это на месте снесенной гостиницы ‘Россия’», — вспоминал он после смерти Березовского в 2013 году. – Пока я съел двенадцать туна суши, мы обо всем договорились, а когда я поедал следующие шесть туна суши, обильно все это заедая имбирем, он уже успел сбегать в Кремль, встретиться с Таней, Валей и с Папой там, с Ельциным (а может, и не с Ельциным, а – с Дьяченко и Юмашевым, и с Толей, со всеми успел встретиться). И он прибежал назад, когда я доедал восемнадцатый суши (всего восемнадцать суши пришлось мне съесть), сказал, что дело решено и я иду на первый канал. То есть он пробил это быстро в Кремле».[note]Доренко, Сергей. «Мой шеф Березовский». «Русская служба новостей», 25 марта 2013. https://www.youtube.com/watch?v=S1E8pETYBGQ[/note]
А в интервью Петру Авену он вспоминал, что уже собрался идти работать на НТВ по приглашению Владимира Гусинского, но вдруг получил предложение и Березовского. Вот фрагмент этого интервью:[note]Авен, Петр. «Время Березовского». Corpus (АСТ), 2017.[/note]
Доренко: Надо сказать, что выборы 1996 года я принципиально не хотел делать. Я-то сам голосовал по жизни и против Ельцина, и против Зюганова – голосовал за Явлинского. И там же было два тура…
Авен: Я помню.
Д: Явлинский вывалился, и 3 июля было голосование второго тура. 3 июля я должен был звонить Гусинскому, идти к нему на работу, начинать новый проект. Я звоню 3 июля, а мне говорят: “А Гусинский улетел ночью”. Они в час ночи улетели из Внуково-3 – у них стояли заряженные борта.
А: Да, улетели в Испанию. Я был с ними.
Д: Улетели в Испанию, решительно все. Я говорю секретарше: “Мамочка, Испания не на Луне, существует связь. Просто позвоните, пожалуйста, Володе. Скажите, что мы с ним договаривались третьего встретиться или хотя бы созвониться”. – “Хорошо, я доложу”. До вечера ни слова, 4 июля – ни слова, я опять: “Володя Гусинский просил меня подъехать”.
6 июля наконец я набираю пейджер Березовского – он у меня был. Он меня когда-то попросил его записать: “Старик, если что – звони мне, я прискачу на выручку”. Пейджер Березовского 141–70, по 974-01-01.
А: До сих пор помнишь?
Д: Да. Я набираю, пишу: “Хотел бы встретиться. Доренко”. Через 1 минуту отзвон: “Ты где? Я сижу в “Токио”. – “Токио” – японский ресторан в гостинице “Россия”. – Я сижу в “Токио”, через сколько ты будешь?”
А: А он уже успел прилететь? Потому что он тоже был в Испании, мы были вместе. Мы прямо после голосования улетели в Испанию. У меня есть фотография, где мы стоим втроем, очень довольные происшедшим.
Д: Да. А я в раздражении, что Гусинский не выходит на связь. Я приезжаю в “Токио”, он сидит с Леной Горбуновой, с супругой. “Ну давай, все, туна-суши тебе – шесть штук, шесть штук. Все, давай – ты делаешь программу на Первом канале”. Я говорю: “Подождите, но у меня с Гусинским договоренности”. Он говорит: “Все, забудь”. Потом вскакивает и кричит официантке: “Еще шесть туна-суши вот этому молодому человеку”. И говорит: “Сиди с Ленкой. Ленка, разговаривай с ним, чтобы он не устал. Весели его, Ленка. Я побежал”. И убегает в Кремль – физически, ногами.
А: Да, это напротив.
Д: Через 40 минут возвращается, говорит: “Все решил, вопросы сняты, под мою ответственность ты начинаешь делать передачу на Первом канале”. Я спрашиваю: “Экономическую итоговую программу, как мы договаривались с Гусинским?” Он говорит: “Какую нафиг экономическую? Никакой экономической. Главную центральную программу начинаешь делать105». Я говорю: “Ой-ой, ну хорошо”.
Вот начинаем работать. Бывший глава спортивной организации господин Федоров обвиняет Коржакова в чем-то. Мы хватаем самолет, вместе летим на Кипр, встречаемся в какой-то гостинице полуконспиративно, пока его, Федорова, не успели убить. Вот такие начинаются съемки – это все 1996 год. И Березовский на меня смотрит, он удивлен, и говорит: “Подожди, мы такие вещи делаем, тебе отдельно платить надо”. А я ему говорю: “Я не знаю, сколько мне надо денег, все равно я их не трачу, хожу в джинсах, бог знает сколько мне надо”. – “А вот мы с тобой летали полусекретно, нас могли грохнуть, Бадри организовывал прикрытия какие-то страшные, охрана – тебе что-то платить?” Я говорю: “Борис Абрамович, – сначала мы с ним на “вы” были, – Борис Абрамович, я вас умоляю, будет мне холодно или голодно, я приду, скажу. Я не знаю этих ваших еврейских штучек”. Да, он любил шутить все время на тему еврейства. Уже впоследствии, когда мне нужны были деньги на фильм, я ему говорю: “Борь, дай денег”. А он мне: “Сереж, деньги, деньги – мы что, евреи с тобой?”
Потом начались олигархические войны, пошла война с Немцовым.
В этих войнах мы то объединялись с Гусинским и с НТВ, то разъединялись решительно. Пошла война с Гусинским, который был за Немцова и Чубайса, а мы были против. Валили, валили…
(Доренко здесь ошибается, СМИ Бориса Березовского и Владимира Гусинского выступали в войне 1997 года против Бориса Немцова и Анатолия Чубайса на одной стороне, против СМИ, принадлежавших Владимиру Потанину. Об этом еще будет подробно рассказано в проекте YeltsinMedia, пока же статья о той войне доступна по этой ссылке. – Н.Р.)