Наталия Ростова,
при поддержке фонда «Среда» и Института Кеннана

Расцвет российских СМИ

Эпоха Ельцина, 1992-1999

Опубликована статья о создании клановой системы в России

Автор статьи в «Независимой газете» — первый секретарь посольства США в РФ Томас Грэхэм/ Том Грэм.

Заголовок статьи Томаса Грэма в «Независимой газете».

Автор допускает вероятность того, что третья российская социальная бескровная революция может вскоре закончиться. Он отмечает, что после октября 1993 года в России возник новый режим, который «не является ни демократическим, ни авторитарным, ни реформаторским, ни реакционным», а «в состав новой элиты входят многие из тех, кто принадлежал к старой советской номенклатуре, главным образом, к ее второму и третьему эшелонам», а также «много новых лиц, продемонстрировавших неплохие навыки как в политике, так и в бизнесе, особенно в финансовой сфере». «Новой элите еще только предстоит разработать идею, которая обосновывала бы, легитимизировала ее правление как в ее собственных глазах, так и в глазах общественности, — пишет Грэхем. – Новая элита должна придать законный статус тому, что в настоящее время является лишь неформальными структурами власти. Она должна показать, что в состоянии заставить работать экономику эффективно, чтобы обеспечить России адекватное положение в мире. И наконец, она должна выдержать предстоящий цикл выборов, включая выборы в Думу в декабре 1995 г., президентские выборы в июне 1996 г. и выборы губернаторов не позже декабря 1996 г.».

Автор считает, что новая элита одной из первых задач поставила себе «стремление положить конец размыванию центральной государственной власти, которое началось с реформами Горбачева», и называет направления, по которым она пошла. Первое – попытка остановить сепаратизм, второе – решение о финансовой стабилизации, третье – рационализация системы центральных институтов власти, четвертое – распространение идеи державности «как способа легитимации», впрочем, без использования самого термина «державность». «Державность, скорее, возвращение к традиционной российской форме легитимности, характерной для советского и царского периодов, при которой государство как бы подменяет собой нацию и ставится выше общества, — пишет он. – Возникновение этой формы означает признание элитой того факта, что национализм не может укрепить многонациональное государство и что для выполнения этой функции необходима какая-то иная наднациональная идея. Державность, преданность государству, также имеет то преимущество, что создает основу для реинтеграции с Россией других бывших советских республик (через некоторое время), и этот процесс очень походил бы на то, как в давние времена Московское государство собирало земли вокруг себя. Неважно, что идея державности вряд ли вызовет широкий резонанс среди всего населения. Новая элита видит свою власть основанной не на народной поддержке, а на контроле политических институтов и экономики. Более того, политическая пассивность населения дает основания сомневаться, сможет ли народ бросить серьезный вызов позиции элиты. Важно, что идея державности нравится самой элите и представляет собой логическое обоснование сохранения ею власти как атрибута защитника государства. Впервые за прошедшее десятилетие элита получает уверенность в том, что она имеет право на власть».

Новым, по сравнению с периодом между 1991 и 1993 годами, Грэхем считает противостояние не между ветвями власти, а раскол аппарата президента, правительства и различных институтов «на противоборствующие группы интересов, фракции и политические движения». «Ключевыми образованиями, которые ведут борьбу за власть, за контроль над правительственными институтами, являются политические группировки, группы интересов, лобби, или ‘кланы’», — поясняет он, а для кланов характерна следующая структура: «группирование вокруг крупной политической фигуры (такой, как премьер-министр Черномырдин или мэр Москвы Лужков) и связь с ведущими финансовыми, торговыми и промышленными структурами; обладание гарантированным доступом к средствам массовой информации и информационным (разведывательным) службам; контроль над вооруженными формированиями (государственными или частными)».

Наиболее заметными кланами, ни к одному из которых нельзя отнести президента Ельцина, он называет следующие:

— нефтегазовый клан во главе с Черномырдиным, основа которого – огромная газовая монополия «Газпром» и несколько вертикально входящих в нее нефтяных компаний;

— так называемая «московская группа» во главе с Лужковым, которая имеет доступ к огромному московскому финансовому и промышленному потенциалу;

— группа Коржакова-Барсукова-Сосковца, названная по именам начальника службы безопасности президента, директора Федеральной службы безопасности и первого заместителя премьер-министра, которая опирается на некоторые предприятия ВПК и индустрии драгоценных и стратегических металлов;

— аграрники, которые сохранили много из структуры аграрно-промышленного комплекса советских времен;

— западники, сгруппировавшиеся вокруг главы администрации президента Филатова и первого заместителя премьер-министра Чубайса, власть которых основана на контроле над Государственным комитетом по имуществу и связях с международными финансовыми организациями.

Благодаря практике президента, который пытается быть выше схватки кланов или поддерживать их равновесие, Ельцину, пишет Грэхем, «удалось создать впечатление, что он имеет жизненное значение для стабильности клановой системы», которая для России важна тем, что «придает стабильность и ограничивает возможности для политического маневра».

Автор обращает внимание на проблему выборов, которые могут угрожать клановой системе, так как они «дают возможность силам, расположенным на периферии клановой системы, например, коммунистам и ультранационалистам, получить доступ к ключевым политическим институтам, которыми они могли бы воспользоваться, чтобы пересмотреть существующее распределение собственности (или экономического потенциала) и политической власти». При этом режим вынужден идти на выборы, чтобы сохранить отношения с Западом, так как «элита осознает, что они несоизмеримо осложнятся, если там будут считать, что в России снова стал доминировать авторитаризм». Однако элита утратила понимание, что происходит с обществом: местные организации КПСС, профсоюзы, система Советов и сеть по сбору информации рухнули, как сама КПСС, разведывательные службы и профсоюзы, а новых инструментов контроля и мобилизации не появилось, нет ни одного ключевого института, существующего на Западе, который бы изучал и выражал мнение общественности. Опросы общественного мнения ненадежны, национальных политических партий, с корнями в регионах, нет, отсутствуют ярко выраженные и осознающие себя классы, в том числе и класс собственников, так как «криминальные группировки препятствуют консолидации среднего класса предпринимателей».

Говоря о президентских выборах, аналитик отмечает, что важный вопрос – «сможет ли элита манипулировать процессом выборов, чтобы обеспечить избрание такой фигуры, которая устраивала бы основные кланы и была бы способна управлять их противоборством». «Многие обозреватели уже выразили сомнения в том, что элита сможет сделать это, если выборы будут действительно свободными и честными, — заключает он. – Структура российского общества предполагает, что обеспечение победы устраивающего всех кандидата по меньшей мере будет представлять собой невероятно трудную задачу». После выборов, добавляет автор, как когда-то и европейской системе баланса власти, «клановой системе предстоит доказать, что она обладает достаточной гибкостью для того, чтобы выдержать становление и падение групп элиты, если только она собирается существовать достаточно долгое время».

Ранее:
Валерия Новодворская рассуждает о коммунизме на НТВ
Далее:
Президент подписывает закон «Об экономической поддержке районных (городских) газет»