«Российская газета» объявляет конкурс на национальную идею
Конкурс «Идея для России» организован для тех, «кто верит в возрождающуюся Россию, в талант, трудолюбие и патриотизм россиян».
«Присланные материалы не должны превышать 5-7 машинописных страниц», — говорится в тексте. Победителю обещана премия в 10 миллионов рублей (около $2 тыс.).[note]Без подписи. «Конкурс ‘Идея для России’». «Российская газета», 30 июля 1996.[/note]
Фрагмент первой полосы «Российской газеты» с объявлением конкурса на национальную идею.
«Сразу после победы над Геннадием Зюгановым Ельцин попробовал пуститься в плавание по неспокойным водам культурной и символической политики, — отмечает биограф президента Тимоти Колтон. — 12 июля 1996 года, во время своего вымученного выступления перед несколькими сотнями сотрудников предвыборного штаба на приеме в их честь, Ельцин поблагодарил их за помощь, в чисто свердловском стиле одарил их наручными часами и попросил не успокаиваться сейчас, когда победа одержана. Новой России, сказал он, в отличие от Российской империи и Советского Союза, недостает ‘национальной идеи’ или ‘национальной идеологии’, ‘и это плохо’. Президент попросил всех подумать об этом и пообещал проверить результаты через год, сказав, что идея будет реализована им или после избрания его преемника в 2000 году».[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». «КоЛибри», 2013.[/note]
После высказывания президента его поясняют прессе. «Речь идет о выработке некой универсальной формулы, касающейся общепринятых ценностей и объединяющей всех людей, — сказал помощник президента Георгий Сатаров в ответ на просьбу корреспондента ‘Известий’ прокомментировать высказывание Бориса Ельцина. – Обратите внимание, что президент эту идею озвучил после того, как сказал, что нельзя после президентских выборов делить страну на побежденных и победителей. То есть объединять нас должна не только Конституция, не только общепринятые юридические нормы, но и некая ценностная установка. То есть ставится вопрос, эквивалентный вопросу о смысле жизни: зачем живем, зачем воспитываем детей и прочее. В этом смысле национальная идея является внепартийной и надпартийной, это небольно. <…> Национальная идея – это то, что не может быть навязываемо государством, а должно исходить снизу, поэтому президент и не говорит: ‘Я вам дам национальную идею’, а, наоборот, просит: ‘Найдите ее’».[note]Киселев, Степан. «Георгий Сатаров: Национальная идея – это не больно». «Известия», 19 июля 1996.[/note]
В номере «Российской газеты», объявившей конкурс, свои размышления на эту тему опубликовал ее главный редактор Анатолий Юрков. «Отпевать Россию стало не только хорошим тоном, но и политически и экономически выгодным делом, — писал он. – Некоторые попики от политики так наборзались на отпевании нашей судьбы, что на глазах явили чудо: из политической безвестности шагнули на подмостки трона, претендуя на пост главы государства. <…> Другие, из новых шустрых и ухватистых, откровенно наживаются и обогащаются на идее коматозного состояния Отечества, колесят по зарубежью, отхватывают за проповеди заупокойные баснословные гонорары. Или получают в протянутую руку кредиты, чеки, ‘гуманитарную’ помощь, в одночасье становясь валютными миллионерами и гражданами иных государств. <…> Общенациональные идеи вывели послевоенные побежденные и раздавленные Германию и Японию в люди, и нынче, оглядываясь назад, мы причитаем: ах, как же это получилось, что мы, победители во второй мировой, оказались побежденными?.. Почему?.. Потому, что оканчивается на ‘у’».[note]Юрков, Анатолий. «О чем звонят колокола». «Российская газета», 30 июля 1996.[/note]
Его текст заканчивается утверждениями о том, что «народ без национальной объединяющей идеи – легкая добыча политических авантюристов» и что она «должна стать страховым надпартийным полисом на случай очередного политического психоза». «Мы хотим строить себя, страну, российское государство, а не подпевать очередным вождям, временщикам и властолюбцам, — заключает редактор. – И вера нам поможет».
В следующем номере газета публикует некоторые отклики на этот конкурс. «Не учите ходить страну, имеющую свой несравненный образ в истории, — говорит социолог и публицист Ксения Мяло. – Речь идет о том, жить ей или не жить. Национальная идея уже есть у великой страны, стоящей на пороге второго тысячелетия своего существования. Другое дело, что слышать не хотят. Национальную идею придумать нельзя, духовное проявление в директиве выразить невозможно. Либо это продиктовано обстоятельствами, либо выльется в очередную говорильню». «В любом случае речь может идти не о конкретной этнической идее, а об общегосударственной, поскольку Россия является многонациональной страной, — отмечает политолог Эмиль Паин. – Я думаю, что Борис Николаевич Ельцин поступил довольно верно, когда предложил всему российскому обществу обсудить, какие же идеалы нам необходимы. Эти рассуждения будут очень полезны». «Президент четко сформулировал социальный заказ, ибо речь идет о будущем России, — объясняет профессор Сергей Капица. – Для многонациональной страны национальная идея представляется лишь частью большого. Нам нужен синтез мировоззрения, сочетающего науку и культуру, философию и мораль, различные религиозные системы. Это новое видение должно черпать свои силы в русской интеллигентской традиции, духовным наследием нашей интеллигенции. Сегодня более чем когда-либо необходимо осмысление целей общества, определение перспектив развития, чтобы противостоять разрушительным силам индивидуализма и хаоса».[note]Без подписи. «Мы – россияне. В чем наша жизненная сила?» «Российская газета», 31 июля 1996.[/note]
Журналист «Коммерсанта» Михаил Новиков, критически относившийся к конкурсу, выражал уверенность, что «поиск нашей национальной идеи, похоже, будет сопровождаться национальным же абсурдом». «Слишком уж много вопросов — глупых, неприличных, но от которых, однако, куда ж деться? – замечал он в статье, опубликованной через год после объявления конкурса. – В самом деле: почему, отчего вдруг на выдумывание какой-то абстракции находятся деньги? И, кстати, откуда они? Чьи? Уж не наши ли, в смысле — налогоплательщиков? Помимо финансового абсурда (действительного или мнимого) есть еще и, так сказать, технологический. Мыслители — такая у них работа — народ, во-первых, одинокий, во-вторых, бескорыстный. И даже самое разудалое агентство, собрав их под своей гостеприимной крышей, быстро обнаружит, что мыслей-то от коллектива мыслителей как раз и не добьешься, а получишь что-то ровно противоположное. О том, что профессионально обставленные поиски какой бы то ни было мировоззренческой идеи по определению обречены на неудачу, даже и говорить как-то не хочется. Мысль — редкая, случайная гостья в нашем мире. Можно напомнить слова Эйнштейна. На вопрос о том, куда же он записывает свои мысли, если у него нет записной книжки, он ответил, что мыслей за всю жизнь приходит так мало, что их нетрудно и запомнить. То же с идеями, пусть даже национальными: они появляются не как итог изобретательского усилия фантазии, но в результате накопления национального опыта. Вообще, затея напоминает странный привет из мира социализма: только вместо какого-нибудь Института проблем национальной идеи РАН теперь задействуется нечто более современное — аналитики и рекламные агентства. Но аромат прежний — блаженный аромат синекуры». «Вероятно, на уровне креативщиков мутный замысел будет звучать пребойко: ‘Задача слогана — позиционировать брэнд русской идеи на рынке зюгановского электората как исходящий от демократического правительства’, — заключает он. — Соответственно и результат будет что-нибудь наподобие: ‘Не дай засохнуть Родине своей!’»[note]Новиков, Михаил. «Сатаров в поисках идеи. Не дай засохнуть Родине своей!»[/note]
Критически к ней отнесся и «архитектор гласности» Александр Яковлев. Вот фрагмент из его мемуаров:[note]Яковлев, А. Н. «Сумерки: [Размышления о судьбе России]». Материк, 2005.[/note]
Впав в какой-то момент в растерянность, Борис Николаевич начал поиск формулы, способной объединить Россию. Я не могу, например, понять ход его мыслей, когда он, обуреваемый мыслью о сотворении общенациональной идеи, заявил примерно следующее: «Вот раньше была стройная идеология. Не будем говорить, какая она была, но была. А у нас, демократов, ее нет». Ему и невдомек, что любая идея, если она одна на всех, неизбежно ведет к тоталитарному образу мышления. И вот чиновники, согласно высокому повелению, начали упоенно искать «национальную идею». Как будто она, эта проклятущая идея, в щелях, как таракан, прячется.
Если же внимательно всмотреться в историю, то окажется прозрачным, что истинную идею России власть всегда подвергала остракизму, хотя она тысячу лет лежала на поверхности и продолжает лежать невостребованной глыбой на извилистой дороге российской жизни. Что я имею в виду?
Вечными язвами России были и остаются нищета и бесправие. Нищета — из-за отсутствия священной и неприкосновенной частной собственности, бесправие — из-за гипертрофированной запредельной значимости государства в жизни общества.
Нищета и бесправие — две стороны одной и той же медали. Эту медаль носили все народы, но русский — особенно броско, с веселым скоморошеством и веригами на ногах.
Поскольку Бог любит Троицу, а русское мышление триадно, национальная идея по форме и содержанию должна, на мой взгляд, быть трехсловной, как у Уварова.
«Свобода. Достаток. Законность».
Разве идея Свободы не может стать подлинной идеологией общества? Нет ничего более прекрасного и великого, чем свобода человека — духовная, экономическая, политическая. Что же касается «стройности идеологии» прошлого, на которую сослался Ельцин, это заблуждение. Оно, это заблуждение, еще прочно сидит в головах многих людей. В ленинско-сталинской жизни господствовало насилие — духовное и физическое, а в этом случае нет места для какой-то идеологии, кроме благословляющей ложь и топор.
Я опешил, когда услышал, что на уровне государства принято решение (в конце 1996) считать 7 ноября, то есть день октябрьского контрреволюционного переворота 1917 года, Днем согласия и примирения. Более антидемократической идеи трудно придумать. Я тоже за согласие, но на основе гуманизма и правды, то есть за то, чтобы объявить этот день — Днем Скорби и Покаяния. Кажется, этот «праздник» уходит из нашей жизни. Слава Богу! И совсем обескуражили меня приветствия Ельцина и Путина съездам большевиков. Это все равно что послать приветствие коменданту Освенцима или начальнику ГУЛАГа. Ох, как долго еще нам всем прозревать, отвоевывая шаг за шагом деформированные поля в нашем сознании.