Наталия Ростова,
при поддержке фонда «Среда» и Института Кеннана

Расцвет российских СМИ

Эпоха Ельцина, 1992-1999

БОРЬБА ЗА «ИЗВЕСТИЯ»: Встреча Бориса Ельцина с главными редакторами

После опубликованного накануне отрытого письма президент встречается с подписавшими его руководителями СМИ.

Встреча 16 июля 1992. Фото: Александр Сенцов/ ИТАР-ТАСС

В книге «Эпоха Ельцина», подготовленной ближайшими помощниками президента, говорится, что в первые годы президентства у Бориса Ельцина сложилась практика общения с представителями прессы. «За редчайшими исключениями Президент следовал ей и провел в общей сложности 15 встреч с руководителями демократических СМИ, — отмечают авторы. – Однако начиная с 1995 года такие встречи становились все более редкими и наконец прекратились вовсе. Так постепенно сужался круг людей, которые могли доносить до него объективную информацию. Одна из первых встреч такого рода, состоявшаяся 16 июля 1992 года, носила ярко выраженный политический характер: она должна была послужить предостережением консервативному Верховному Совету и его лидеру Хасбулатову, которые пытались подвергнуть ревизии демократический Закон о СМИ».

Пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков в свою очередь замечает в мемуарах:

Трудности вовлечения президента в борьбу за прессу состояли в том, что, по моему мнению, Ельцин в то время недооценивал опасности со стороны Верховного Совета не только для прессы, но и для демократии вообще.

Ему казалось, что и с Р. Хасбулатовым и с Верховным Советом можно договориться. И он постоянно шел на маленькие уступки, а это только разжигало аппетиты Хасбулатова. Мне звонили главные редакторы, журналисты, деятели культуры и все в один голос говорили: президент утратил чувство опасности, он шаг за шагом отдает власть Хасбулатову. Возможно, Ельцину давало уверенность и спокойствие то, что он крепко, как ему казалось, держал в руках контроль над силовыми структурами. Последующие события, и в частности предательство тогдашнего главы ФСБ (министра безопасности и внутренних дел — министерства, которое, по плану, должно было объединить силовые структуры, но этого не произошло Н.Р.) Виктора Баранникова, входившего в круг самых близких президенту людей, показали, что вера в людей без стойких убеждений, а призванных в команду по формуле «лично предан» себя не оправдывает.

В силу своего «политического происхождения» и политического опыта, большая часть которого приходилась на советский период, Б. Н. Ельцин никогда не испытывал особых симпатий к журналистам. Мне думается, что он так до конца и не осознал, что СМИ стали самостоятельной политической силой, с которой нужно и считаться, и работать.

Фото ИТАР-ТАСС / Александр Сенцов

«Если лидер, руководитель, Президент начинает давить на прессу, это значит, он слаб, — цитируют президента помощники с той встречи. – Сильный руководитель не будет давить на прессу, даже если она критикует. Эта критика нужна. Если мы не будем критиковать сейчас, мы скатимся опять в то болото, в котором находились многие десятилетия. Этого допустить нельзя, и я, как Президент…  еще раз вам заявляю о своей защите и поддержке средств массовой информации. Мы с вами вместе вымучили Закон о печати… и я должен проводить линию на выполнение этого закона всеми абсолютно, без всяких исключений… Каждый имеет право на слово и высказывания, даже из “Матросской тишины”. Я сначала хотел было возмутиться (Президент имел в виду интервью А. Лукьянова и В. Крючкова, содержавшие резкую критику политики Ельцина – Авт.книги), но в очередной раз сдержал себя».

«На первой встрече разговор редакторов с президентом начался с усиливающихся нападок российской власти на СМИ, — повествует главный редактор газеты «Куранты» Анатолий Панков в своих воспоминаниях. – И прежде всего со стороны хасбулатовского Верховного Совета республики. Понимая нашу озабоченность, Борис Николаевич заверил: «Окрик на прессу недопустим». Так я и назвал свой отчет об этой встрече, состоявшейся в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца (18 июля 1992 г.). Ельцин  признался нам: Да, иногда больно бывает и мне как президенту, но тем не менее я считаю, что недопустим какой-то окрик в адрес прессы, давление и тем более разрушение того, что достигнуто на сегодня. Да, средства массовой информации болеют, как болеет все общество в этот период, вместе с россиянами, вместе с Россией, вместе с правительством, президентом, Верховным Советом, с органами власти, со всеми болеют. Но в этом не виновата пресса. Это действительно такой период, когда демократия борется за свое существование, борьба идет довольно жестокая, и сопротивление мощное».

«Сценарий встречи прорабатывался пресс-службой вместе с [министром печати и вице-премьером Михаилом] Полтораниным, который в тот период пользовался абсолютным доверием президента, — продолжает Костиков рассказ о том собрании. – В порядке подготовки встречи я переговорил со многими из авторов письма. Все оказалось значительно сложнее, чем я предполагал. Недоверие к власти было уже столь сильно, что оно распространялось и на президентскую ветвь. Газеты, конечно же, прежде всего опасались попасть под контроль Верховного Совета, но и в отношении президента у главных редакторов уже были подозрения. Основания для таких подозрений были. Журналистов настораживала слишком уж активная деятельность М. Н. Полторанина, который, в сущности, и не скрывал своего амбициозного плана создать «суперминистерство» Федеральный информационный центр России (ФИЦ). Он даже мечтал наделить ФИЦ правом законодательной инициативы. М. Полторанин говорил о «программе государственной поддержки информации и печати», а журналистам не без основания слышалось: «государственного контроля». У Полторанина был уже подготовлен и проект Указа президента по этому вопросу. Проект Указа предусматривал, помимо прочего, и передачу Федеральной информационной службе огромной недвижимости». Костиков пишет, что Ельцин «нутром почувствовал опасность», потому что «указ мог бы поссорить его с демократической общественностью, которая и слышать не хотела о государственном контроле». Прочитав проект указа, и сам Костиков, которого проект «напугал», «в самых решительных словах высказал Борису Николаевичу свои опасения». И указ был переработан.

«Тем не менее 16 июля эта встреча состоялась, — пишет он. – Прошла она достаточно сумбурно, и я остался ею недоволен. Отчасти тут была и вина президента. Едва усевшись в кресло, он тотчас же объявил, что времени у него всего час. Журналисты так долго ждали этой встречи, так многое хотели сказать президенту, что это их сильно обидело. И все-таки встреча свою роль сыграла. Главные редакторы в откровенном разговоре, а временами и в споре с президентом, сумели донести до него всю озабоченность общества и интеллигенции возможностью коммунистической реставрации. Даже сама острота этого разговора, похоже, импонировала Ельцину».

«Вместо запланированного часа встреча длилась около трех часов, — отмечается в «Эпохе Ельцина». — Почувствовав поддержку руководителей СМИ, Ельцин дал им возможность высказаться по более широкому спектру политических вопросов. Здесь же завязалась интересная дискуссия, которая позволила выявить позицию Президента в отношении свободы слова. Несколько главных редакторов пожаловались на широкое распространение профашистских изданий, и в частности на деструктивную роль газеты “День”. Общественность уже неоднократно обращалась к Ельцину с требованием запретить ее. Вот один из эпизодов этой дискуссии:

И. Голембиовский (главный редактор “Известий”): В одном только Санкт-Петербурге издается 31 газета откровенно фашистского толка. Они нарушают Конституцию. Почему Президент не подаст на “День” в суд? В каждом номере – оскорбления Президента.

Б. Куркова (руководитель Санкт-Петербургского канала): Не только Президента. Они призывают к свержению строя!

И. Голембиовский: Им все сходит с рук… Это очень опасная тенденция.

Б. Ельцин: Я понимаю. В вашем предложении есть логика. Но тогда практически можно поймать любую газету, главных редакторов, которые здесь сидят, — за искажение, за карикатуру на Президента. Я считаю огромной победой российской демократии то, что после августовского путча мы не объявили ответный террор коммунистам… Поэтому сейчас объявить кампанию по судебному процессу над газетой… не президентское это дело. (Шум в зале.)

Анатолий Панков также добавляет в мемуарах, что встречался с президентом в составе группы главных редакторов несколько раз. «Такие встречи проходили раз в год, — пишет он. — Запрета на информирование читателей не было, и я каждый раз публиковал свои заметки, рассказывая, о чем там шел разговор. Судя по этим газетным материалам (а это, про сути, исторические документы, которые не вырубишь топором), несмотря на мое уважительное отношение к Борису Николаевичу, никакого «верноподданничества» с моей стороны не проглядывалось. Вопросы задавал острые, как и полагается журналисту. И даже вступал в споры».

По свидетельству пресс-секретаря, подобные встречи потом повторялись не раз, и по предложению президента их стали проводить не в торжественном Екатерининском зале, где сами стены с их царственной позолотой как бы приглушали остроту и откровенность дискуссии”, а на улице Академика Варги, “в так называемом особняке АБЦ”. «Встречи с журналистами здесь проходили в достаточно непринужденной обстановке при минимуме протокольных условностей, — добавляет он. — После официальной части разговор переносился за стол и часто затягивался». Суммируя опыт таких встреч, Костиков отмечает:

Несмотря на все трудности и проблемы, период 1992-1994 годов был самым плодотворным в отношениях президента с прессой. Потом в силу целого ряда обстоятельств отношения президента с главными редакторами усложнились. Прежде отбоя не было от желающих принять участие во встрече с президентом и даже приходилось как-то ограничивать число участников, чтобы встреча не превращалась в обширное собрание. Но к концу 94-го года желающих откровенно поговорить с президентом становилось все меньше и меньше. Под всякого рода благовидными предлогами некоторые главные редакторы стали уклоняться «от чести». Думаю, что главная причина была в том, что все заметней становилась «смена пейзажа» в верхних сферах власти. Чуткая пресса, может быть, раньше других начинала свой собственный политический маневр уже с прикидкой на президентские выборы 1996 года. Похоже, что кремлевский адрес уже не всем казался самым перспективным.

Но были и привходящие обстоятельства. Главных редакторов, имеющих, разумеется, четкое представление о собственном достоинстве, стала раздражать некая «необязательность» в отношениях с пресс-службой. Договоришься с главным редактором об интервью, даже по-дружески заполучишь предварительные вопросы… а потом интервью либо многократно переносится, либо аннулируется. Заметно упал и интерес к получению эксклюзивного интервью. Главные редакторы жаловались на риторичность и повторяемость текстов и приемов. Что касается встреч, то и их характер претерпел изменения.

Они стали носить менее дружеский и более назидательный характер, чего журналисты совершенно не приемлют.

На встрече затрагивался и вопрос о предстоящей поездке президента в Японию (читать об этом — здесь).

Подробнее см. статью «Битва за ‘Известия‘».

  1. Батурин Ю. М., Ильин А. Л., Кадацкий В. Ф. и др. «Эпоха Ельцина. Очерки политической истории». «Вагриус», 2001.
  2. Костиков, Вячеслав. «Роман с президентом». «Вагриус», 1997.
  3. Панков, Анатолий. «По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина». «Перо», 2017.

 

 

 

 

Ранее:
Журнал "Континент" подписан к печати в России
Далее:
БОРЬБА ЗА "ИЗВЕСТИЯ": Верховный Совет хочет переназвать "Известия" в "Известия Советов народных депутатов РФ"