Расцвет российских СМИ

Вильнюс

Захват телерадиоцентра в Вильнюсе советским спецназом.

В ночь с 13 на 14 января 1991 в Вильнюсе погибли 13 гражданских защитников телебашни, один офицер подразделения «Альфа», ранено около 200 человек.

Январские события в Прибалтике начались с захвата Дома печати в Риге. А 7 января ЦК Компартии уже Литвы обратился к Михаилу Горбачеву с просьбой распустить свой Верховный Совет и ввести президентское правление. В этот же день правительство Литвы повышает цены на продукты питания в три раза, и граждане Литвы выходят на митинг протеста, требуя отставки правительства и выражая недоверие парламенту. Москва посылает силы ВДВ, 10 января в Прибалтику прибывает замминистра обороны генерал Валентин Варенников, а 13 января – Борис Ельцин. Российский лидер ведет переговоры в Таллинне, в результате председатели Верховных Советов России, Литвы, Эстонии и постоянный представитель Литвы в Эстонии обращаются к Генеральному секретарю ООН, призывая «осудить акты вооруженного насилия против самостоятельности балтийских государств, несущие угрозы демократии и стабильности в СССР и международном сообществе».1

Параллельно Ельцин обращается к советским военнослужащим, дислоцированным в Эстонской Республике: «<…> вам могут отдать приказ выступить против законно созданных государственных органов, против мирного гражданского населения, защищающего свои демократические завоевания, – говорится в его заявлении, переопубликованном «Известиями». – <…> Перед тем, как идти на штурм гражданских объектов на прибалтийской земле, задумайтесь о настоящем и будущем своей республики, своего народа». Программа «Время» показывает Ельцина буквально полминуты, а комментатор заглушает его речь своим голосом.

В ночь с 13 на 14 января советские войска захватывают в Вильнюсе телебашню, парламент, телеграфное агентство и Министерство финансов. «13 января 1991 года была моя очередь вести программу «Время», – рассказывал Владимир Молчанов годы спустя Виталию Третьякову2. – Как раз тогда произошел штурм телецентра в Вильнюсе. И, конечно, я собирался начать программу именно с этого. Раздался звонок, и было сказано, что это не только первым материалом не пойдет, но и вообще в программе о штурме литовского телецентра не будет ни слова. Возможно, будут какие-то материалы, связанные с осуждением литовского национализма. На что я сказал: «Ну, тогда приглашайте кого-нибудь другого…» После этого отправился к главному выпускающему, в тот день это был Станислав Мормитко (он потом ушел на НТВ), и сказал: «До свидания…» Он меня остановил: «Куда? Пойдем вместе «до свидания» говорить…» В тот день мы с ним подали заявления о выходе из партии, и тогда же я подписал отказ от ведения программы «Время». Для Гостелерадио это был очень неприятный инцидент — политобозреватель вышел из партии и отказался от ведения программы… Это было немыслимо! На тот момент уже были закрыты «Взгляд», «Пятое колесо»… Все закрывали. Меня продолжали держать, им нужно было иностранцам показать, что у нас свобода…» «Главные московские телеканалы не сообщали о событиях в Литве ничего, кроме, того что там произошел какой-то «инцидент», вина за который, конечно, лежит на местном правительстве», – вспоминал журналист The Washington Post Дэвид Ремник.3

«Радио гудит от оскорблений и обвинений Горбачева, – пишет помощник президента Анатолий Черняев в своем дневнике. – Уже российские депутаты публично произносят: «Горбачев и его клика», «Горбачев – величайший лжец нашего времени», «Он обманул всех, и Ельцина в первую очередь», «Режим пакостный», «Его режиму служить не буду». Депутат ВС СССР Вульфсон рыдает по телефону: «Анатолий Сергеевич, спасайте! У нас (в Риге) завтра будет то же самое (что в Вильнюсе). Куда смотрит парламент? Где депутаты?» А тем временем Буш уже испросил конгресс насчет вторжения в Ирак. Радио продолжает вопить. Я фиксирую, что успеваю: «Горбачев подбирается к российскому парламенту», «Вильнюс – это дело рук марионеточного Комитета национального спасения Литвы, который прикрывает Горбачев». Святослав Федоров: «Уже баржа готова для меня, Собчака, Попова, чтобы отправить за рубеж». (Намек на высылку философов в 1922 году.) Заявил, что он положит свой депутатский мандат от «красной сотни». Какая-то работница призвала по радио в знак протеста против действий Горбачева сдавать партбилеты. «21 русский солдат перешел на сторону Верховного Совета Литвы и вступил в охрану парламентского здания», «Солдат в люке танка со слезами на глазах». Комментируют: но есть солдаты, которые не моргнув глазом могут убить 100 и 200 человек в одну минуту. Сообщается, что 6 человек из 14 убитых в Вильнюсе не опознаны, потому что изуродованы их лица. «Кровавые победы Советской Армии над собственным народом», «Черные полковники правят бал», «Людей убивают за то, что они хотят быть свободными». Звонки на радио, которые тут же даются в эфир: «Мне стыдно, что я русская», «Горбачев хуже, чем Гитлер», «То, что в Литве, – это сигнал всем республикам», «Республиканские парламенты должны сказать свое слово», «На Верховный Совет СССР нечего рассчитывать». Все это перемежается призывами «к суду над палачами», требованиями поставить вопрос о лишении Горбачева Нобелевской премии. Афанасьев, Старовойтова, Черниченко, Станкевич организовали митинг на Красной площади. Потом прошли во главе манифестации по улицам, подняв свои депутатские удостоверения. Толпа скандирует: «Свободу Литве!», «Позор палачам!» 4

Утром 14 января в Верховном Совете СССР выступают и.о. министра внутренних дел СССР Борис Пуго и министр обороны СССР Дмитрий Язов. «12 января в республике было все спокойно, но радио и телевидение Литвы нагнетали обстановку, вели антисоветскую агитацию, – конспектируют «Известия» тезисы Пуго. – Комитет национального спасения Литвы направил в Верховный Совет республики группу из ста человек с требованием прекратить антисоветские передачи. 76 человек из группы были избиты сторонниками правительства. <…> Комитет национального спасения, сообщил министр, обратился за помощью к командиру гарнизона Советской Армии в Вильнюсе, и он отдал приказ направить воинский контингент с танками и бронетранспортерами. Со стороны представителей «Саюдиса» началась стрельба. Был убит один военнослужащий. Другому военнослужащему взрывом гранаты оторвало ногу. После этого воинские формирования открыли стрельбу вверх, потом – на поражение. <…> Внутренние войска взяли под охрану радио- и телецентр. Последняя ночь в Вильнюсе прошла спокойно, обстановка контролируется. В Вильнюсе, сообщил Б. Пуго, находится комиссия Совета Федерации СССР и Верховного Совета СССР».5 «Еще не утвержденный министром МВД СССР Б. К. Пуго не смог толком объяснить депутатам, что это за всевластный «комитет национального спасения», который способен вывести на улицы Вильнюса танки, а объяснение министра обороны СССР    Д. Т. Язова ничего, кроме оторопи, не вызвало, – пишет в те дни «Литературная газета» (цитата – по Минаеву). – Сославшись на то, что он сам всех деталей не знает (так как, по его словам, «не был на месте происшествия») и никакого приказа для танково-десантной атаки не отдавал, он выдвинул свою версию вильнюсской трагедии. Она заключается в следующем: когда избитые возле парламента члены «комитета национального спасения» пришли к начальнику Вильнюсского гарнизона, то их вид так подействовал на генерала, что он отдал приказ захватить телецентр, который непрерывно транслировал «антисоветские передачи». То есть, по объяснению маршала Язова, кровавая трагедия у телецентра была вызвана порывом одного отдельно взятого генерала!»6 В свою очередь, и министр Язов обращается к теме СМИ: «К коменданту обратились представители Комитета национального спасения и просили способствовать тому, чтобы была прекращена антисоветская и антиармейская агитация по радио и телевидению». Так он отвечает на вопрос парламентариев о том, «почему акция по захвату телецентра началась в два часа ночи, когда уже был принят вопрос на Совете Федерации о направлении представителей центра в Вильнюс».

В результате захвата телебашни, как отмечают исследователи Валерий Цвик и Анна Качкаева, «в здании республиканского телерадиокомитета, где хозяйничали военные, был воплощен оруэлловский вариант телевидения: передачи вел симпатичный полковник»7. Однако Литовское государственное телевидение оказывает сопротивление – оно «возобновило вещание из подпольной телестудии с единственной телекамерой, четырьмя микрофонами и бытовым видеомагнитофоном». В знак солидарности вещание на литовском языке открыло рижское радио. А кроме того, полноценно работал Каунасский телецентр. «Из занятого военными Комитета по телевидению и радиовещанию в Вильнюсе значительная часть сотрудников перебралась в Каунас, – передает в те дни корреспондент ТАСС Александрас Будрис.8 – <…> Студия работает в эфире круглые сутки, передавая в основном дикторский текст каунасского радио или прямую радиотрансляцию на литовском, русском и английском языках: через соседнюю Польшу их получает Западная Европа».

Ближайшее окружение Горбачева испытывает стыд за прибалтийские события. Черняев записывает: «Сегодня Верховный Совет начался, конечно, с Литвы. Лживые, не по существу дела, объяснения Пуго и Язова. А после перерыва – сам Горбачев: косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь. И нет политики. Сплошное фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос, речь недостойна ни прошлого Горбачева, ни нынешнего момента, когда решается судьба всего его пятилетнего великого дела. Стыдно было все это слушать».9

Соратники президента задумываются об отставках. «Андрей Грачев с заседания Верховного Совета попросил не утверждать его заведующим международным отделом при президенте: «Хватит с меня 1968 и 1979 годов. Непереносимо», – пишет Черняев. Об отставке заговорил и пресс-секретарь президента Виталий Игнатенко. Годы спустя он вспоминал в интервью автору этих строк: «Черняев сказал, что нельзя этого делать. Что оставим его совсем одного. Он меня уговорил, и я остался».10 Впрочем, сам Черняев тоже возмущен происходящим, и даже надиктовывает письмо Горбачеву, но, поддавшись уговорам своей помощницы, оставляет его у себя. 16 января в отставку подает член Президентского совета Евгений Примаков, но Горбачев ее не принимает.

«Провалившийся литовский переворот стал последней каплей для интеллигентов среднего возраста, которые еще верили в возможность реформировать партию, – пишет в книге о распаде СССР Дэвид Ремник. – Поколение Горбачева, поколение «Московских новостей» лишилось мечты, которую многие лелеяли еще с послевоенного времени, с XX съезда. Если молодежь из «Независимой газеты» трактовала литовские события как логичное продолжение курса последних месяцев, то авторам и редакторам «Московских новостей» пришлось пройти идеологическую перестройку. После кровопролития в Вильнюсе они утратили веру в Горбачева».11

20 января «Московские новости» публикуют на первой полосе заявление членов учредительного совета «МН» под заголовком «Преступление режима, который не хочет сходить со сцены». Оно подписано Тенгизом Абуладзе, Александром Бовиным, Олегом Богомоловым, Александром Гельманом и другими. «В понедельник [14 января 1991 года] с трибуны Верховного Совета СССР президент — генеральный секретарь ЦК КПСС, по сути, оправдал тактику действий в Литве, – пишут они. – Если бы мы не слышали этого выступления, можно было бы требовать отставки министра ВД Пуго, председателя Гостелерадио Кравченко, дезинформирующего общество, маршала Язова, путающего устав караульной и гарнизонной службы с Конституцией СССР. Мы были бы вправе настаивать на беспристрастном расследовании совершенного преступления, на привлечении к уголовной ответственности за антиконституционную деятельность засекреченных членов комитета спасения Литвы. Но у кого требовать? После кровавого воскресенья в Вильнюсе много ли осталось от того, что мы так часто слышали от президента в последние годы: «гуманный социализм», «новое мышление», «общеевропейский дом»? Не осталось почти ничего. Литва — это трагическое событие не только внутренней жизни СССР: оно взрывает те надежды, которые появились у международного сообщества относительно Советского Союза, оно перечеркивает те международные соглашения, которые подписывались от имени советского народа».12

Публикация, под которой подписался и первый заместитель главного редактора «Известий», приводит к обсуждениям внутри этой газеты. Как пишет об этом Василий Захарько, «Игорь подписался под статьей, подбросив тем самым угля в топку известинских страстей: так мы за или против Горбачева? Почему «Известия» часто не говорят правду до конца? Почему мы не такие смелые и решительные, как «Московские новости»?»13

22 января Черняев записывает: «В «Комсомолке» – обращение Шаталина к Горбачеву с требованием уйти в отставку. Опубликовано очередное интервью Петракова итальянской газете «Стампа» – в этом же духе. Подонство это, самовыражение на уровне мелкого тщеславия, на грани предательства: ведь они-то знают Горбачева, знают, что он не изменил принципиальному курсу, а просто в очередной раз неудачно маневрирует». 24 января добавляет об одиночестве Горбачева: «<…> В связи с Грачевым как-то иначе, чем первоначально, воспринял недавнюю статью в «Московских новостях». Называлась она «Смотрите, кто ушел». Суть такова: ушли Шеварднадзе, Яковлев, Бакатин, Петраков, Шаталин… И Горбачев остался оголенным в интеллектуальном отношении. Предпочел окружение серости. Но, господа, ни Шаталин, ни Петраков, ни тем более Бакатин ведь никакого особого интеллектуального капитала не внесли в перестройку или не успели. Что касается Черняева, то он за пределами интеллектуального окружения потому, что не предал. Стоило бы мне подписать одно из их обращений и манифестов с осуждением Горбачева, и я сразу бы превратился в большого интеллектуала. Хорошо, что Тамара «зажала» мое письмо Горбачеву. До чего мелкотравчата наша интеллигенция, до дыр изъедена тщеславием».14

ИНТЕРФАКС и ТАСС

Кровавой развязке в Литве предшествует распоряжение главы Гостелерадио Леонида Кравченко – он закрывает «Интерфакс», один из главных поставщиков новостей о происходящем в Прибалтике: имущество молодого агентства (см. 23 сентября 1989), которое арендует помещения у Гостелерадио, арестовано. Агентства передало своим подписчикам заявление-сигнал SOS! «Мы убеждены, – говорилось в сообщении, – что причинами сегодняшнего конфликта с Гостелерадио являются не финансовые и имущественные претензии. «Интерфакс» рассматривает эту акцию руководства Гостелерадио СССР как логическое развитие взятого Леонидом Кравченко курса на ликвидацию независимых информационных структур. Недавнее запрещение популярнейшей советской телепрограммы «Взгляд», исчезновение с экранов остропублицистических передач «Авторского телевидения» – звенья той же цепи. Руководство Гостелерадио не скрывает, что информация «Интерфакса» не отвечает его политической концепции. Помешать осуществлению намеченной акции может только тот, кто назначил Л. Кравченко на его пост, – президент СССР М. Горбачев». Руководство заявляет позже, что будет защищать свои права в суде. 12 февраля Михаил Комиссар рассказывает журналистам, что новые помещения – в здании Верховного Совета РСФСР – помог найти Борис Ельцин. «11 января 1991 года (с тех пор для «Интерфакса» этот день – корпоративный праздник «День Независимости») состоялась коллегия Гостелерадио СССР, главным предметом обсуждения на которой была антипартийная деятельность «Интерфакса» и его руководителя М. Комиссара, – вспоминал глава агентства годы спустя. – Обсуждение длилось три часа, в течение которых меня полоскал тогдашний председатель Гостелерадио Леонид Кравченко. Это был классический обвинительный процесс с соответствующей стилистикой – «Михаил Коммисар льет воду на чужую мельницу» и т.п. В результате было принято решение нашу вредоносную деятельность немедленно прекратить. А надо сказать, что мы предварительно разослали всем своим клиентам сообщение, что если больше не выйдем, значит, нас закрыли. Человек сто иностранных корреспондентов в этот вечер дежурило около Гостелерадио. Никогда в своей жизни я не давал столько интервью, сколько в тот день. Закрытие «Интерфакса» стало тогда второй мировой новостью. Первой были сообщения из Прибалтики, где тогда как раз началось обострение. Нам дали ночь, чтобы вывести всю технику и архивы. Однако была проблема, куда все это перевезти. Где нас не тронут? У Ельцина. Но одного Ельцина было мало, надо было прикрыться кем-то из горбачевского крыла. Близким к Горбачеву, человеком, с которым у нас установились хорошие отношения, был Аркадий Вольский, очень порядочный, мудрый человек, впоследствии возглавивший РСПП. Он дал нам помещение, куда мы перевезли часть вещей. Разрешил нам переехать к нему в Белый дом и Ельцин. В общем, полгода мы, уже ставшие тогда юридическим лицом, работали в двух точках – Научно-Промышленном Союзе у Вольского и у Ельцина в здании Верховного Совета. Но, конечно, на этом наши проблемы не закончились. На следующий день после закрытия в ответ на шум, поднятый в иностранных СМИ, в девятичасовой программе «Время» диктор, кажется Аза Лихитченко, зачитала заявление: в связи с волной слухов Гостелерадио СССР сообщает, что деятельность «Интерфакса» была признана неправильной; компетентные органы еще разберутся с агентством и его руководителем Михаилом Комиссаром… Можете представить себе, что в то время значило подобное заявление в программе «Время»? Мне немедленно позвонила из Харькова мама: «Миша, все. Тебя посадят»».15

И если у «Интерфакса» благодаря освещению событий вновь подтверждается репутация независимого СМИ, то сообщения ТАСС вызывают протест в профессиональной среде. Президиум Союза журналистов Москвы выступает с заявлением, в котором «осуждает военную акцию против Литвы, в результате которой погибли и пострадали мирные граждане». Его 16 января публикуют «Российская газета» и «Московский комсомолец». «Президиум СЖМ призывает всех честных журналистов, – говорится в документе (цитата – по «Российской газете»), – проявить твердость и мужество в этот опасный для страны момент, встать на защиту демократии, правдиво и с величайшей ответственностью освещать происходящие события. Откровенно же тенденциозная подача информации ТАСС и Центральным телевидением не способствует урегулированию конфликта, а лишь ведет к его углублению и разжиганию национальной розни».16

ТАСС оскорблен и отвечает в той же «Российской газете»: «<…> С сожалением приходится констатировать, что президиум Союза журналистов Москвы не потрудился до публикации своего заявления ознакомиться с материалами корреспондентов ТАСС и агентства в целом по освещению событий в Прибалтике, которых только за последние три дня выпущено более 300. <…> Хотели бы сообщить журналистам столицы, что один из членов президиума СЖМ, а именно тассовец Г. Петров, все эти дни находился в Литве и ежедневно передает объективную информацию».17

Дело в том, что в ТАСС существовали две редакции, одна – Главная редакция союзной информации, которая поставляла сообщения для советских СМИ, другая – Главная редакция информации для заграницы, работавшая для зарубежных подписчиков. На практике это означало, что в Вильнюсе работали корреспонденты ТАСС для разных редакций: в местном бюро был и просоветский корреспондент Серафим Быхун, и литовец Казис Усцила. Кроме того, через несколько дней после начала кровопролития ТАСС прислал в Вильнюс корреспондентов из Москвы, учитывая в том числе и их этнические корни, например, литовца Александраса Будриса. Эти московские корреспонденты, в свою очередь, тоже снабжали агентство двумя потоками сильно отличающейся информации. Именно это и позволило ТАСС сделать заявление об объективности передаваемых новостей.

ТСН

Телевизионная служба новостей создана как вызов программе «Время» (см. сентябрь 1989), но ведь и она выходит на первом канале, которым руководит Леонид Кравченко. Освещение событий в Литве приносит всенародную славу молодым ведущим – Татьяне Митковой и Дмитрию Киселеву. Миткова по его совету отказывается зачитывать ложное сообщение, вместо нее в кадре появляется диктор Елена Коваленко. Вот как сама Миткова рассказывала об этом в одном из интервью16: «В 23 часа, когда выпуск уже был готов и сверстан – сюжеты из Вильнюса, Риги, Минска, первая реакция политических лидеров Запада, – нас с Димой вызвал заместитель председателя (Петр Решетов – Н.Р.). Сейчас, – сказал он, – я напишу текст о том, что действительно происходит в Вильнюсе, а все, что вы там подобрали – в корзину. Он сел писать в кабинете у главного редактора. Мы с Димой [Киселевым] наблюдали за этим процессом. Потом прочитали его три или четыре страницы и поняли про себя, что не будем произносить это в кадре. Если эти страницы и прозвучат в эфире, то пусть их читает диктор. Я спустилась в студию без микрофонной папки, которая оставалась у заместителя председателя. За две минуты до эфира мне, наконец, принесли злополучную папку, в которой из 19 страниц-сообщений 12 были жирно зачеркнуты красным карандашом. В папке оставался мой текст: «Здравствуйте, товарищи», сообщения о событиях в Персидском заливе, только что написанный текст заместителя председателя и несколько репортажей, присланных с местных студий. Все… Это было страшно. Я даже не помню в моей жизни момента, который по драматизму был бы похож на этот. Что-то надо было сделать – дать понять телезрителям, что все произойдет не по нашей вине. Когда пошла уже «шапка», в студию вбежал Дима и подсказал решение. После моего выступления я произнесла: «А сейчас мы представим официальную версию литовских событий, с которой вас познакомит диктор. К сожалению, это вся информация, которая оказалась возможной для ТСН».

Заведующий отделом ТСН Виталий Тишкин так рассказывает «Независимой газете» о произошедшем: «14 января уже в связи с сюжетом о событиях в Литве, – говорит он, – был снят с эфира и заменен диктором ведущий ТСН Сергей Доренко. В воскресенье, 13 января, дневные выпуски прошли как обычно, но в вечернем весь видеоматериал по Литве был заменен текстом, который написал тов. Решетов. Наша ведущая отказалась читать его и опять была заменена диктором. 16 января был снят с эфира вечерний выпуск, о чем не было даже объявлено телезрителям. 17 января в эфир выходили только спецвыпуски, посвященные событиям в Персидском заливе». И это – череда снятий телеведущих программы, которая началась еще с Юрия Ростова – его наказали за то, что он на «Орбиту» сообщил о запрете программы «Взгляд» (см. 28 декабря 1990).

Журналисты сопротивляются, в открытую заявляя о цензуре, которую проводит Решетов – из-за него, говорят журналисты, ТСН не вышла в эфир 16 января. Дмитрий Киселев, который должен был вести выпуск, рассказал «Комсомольской правде», что «главный сменный редактор Виталий Мирошников потребовал выбросить из передачи два сюжета» – о жертве насилия в Литве и о том, как на заседании Верховного Совета полковник Петрушенко потребовал: «Руки прочь от Кравченко». «Дмитрий согласился пойти на компромисс в случае с Петрушенко, – пишет «Комсомольская правда» в те дни, – но отказался умолчать об убийстве в Литве. Тогда был запрещен весь выпуск».

«На следующий день после побоища в Вильнюсе, – пишет Ремник, – когда по всем литовским городам проходили траурные марши в память о погибших, Кравченко запустил в эфир телеварьете «Александр-шоу» – образчик такого дурновкусия, что Уэйна Ньютона стошнило бы».18

Телевизионных журналистов поддерживают десятки деятелей культуры и рядовые зрители. 10 января начинается длительная кампания протеста против политики государственного телевидения и лично его руководителя – Леонида Кравченко (см. 10 января 1991). Однако Горбачев, назначивший Кравченко своим указом (см. 14 ноября 1990), реорганизуя первый канал, переутверждает его в должности (см. 8 февраля 1991).

Журналисты ТСН все же возвращаются в эфир, но ненадолго. В марте цензуре подвергается очередной выпуск новостей (см. 11 марта 1991), и трое ведущих – Татьяна Миткова, Дмитрий Киселев и Юрий Ростов – окончательно отстранены от эфира. «У меня до сих пор все это стоит перед глазами, – говорит Миткова «Независимой газете», подытоживая опыт освещения событий в Вильнюсе. – Мы почувствовали тогда, что мы — никто, абсолютно бесправны, что с нами могут сделать все, что угодно, – и это после шести лет перестройки и гласности!»17

«ЭХО МОСКВЫ»

Именно благодаря освещению литовских событий становится широко известным и другое молодое СМИ – «Эхо Москвы», которое появилось в эфире меньше чем за полгода до кровавых столкновений (см. 22 августа 1990). «Непрерывно, сменяя друг друга, – пишет об «Эхе» «Литературная газета» (цитата – по Г. Вачнадзе 18), – в течение тринадцати часов несколько молодых журналистов независимой от Гостелерадио радиостанции горько и взволнованно говорили правду, то есть делали дело, ради которого только и можно приходить в журналистику. О них мало кто знал до прошедшего воскресенья — узнали сотни тысяч в один день». «В то время, когда официальное радио в течение всего дня «жевало» одно и то же невнятное сообщение ТАСС, – вторит «Независимая газета»19, – в диапазоне 1206 килогерц работала независимая радиостанция «Эхо Москвы» (Радио-М), которая с 10.00 до 23.00 минута за минутой, час за часом передавала горячую информацию из Литвы <…>. «Даже один этот день оправдал существование нашей радиостанции», – сказал главный редактор «Эха Москвы» Сергей Корзун. И я думаю, что все, кто 13 января слушал Радио-М, согласятся с ним». «Мы точно знали, что нас слушают, уже после января 91-го, после событий в Вильнюсе, – рассказывал годы спустя Корзун в интервью автору этих строк. – Тогда мы уже четыре часа в сутки вещали. И именно тогда в эфир впервые вышли не по графику. Ночью Сереже Бунтману позвонили друзья из Вильнюса, сказали, что началось. Слушаем – никто ничего не говорит. Собрались Бунтман, [Алексей] Венедиктов и я, сели с утречка в студии и решили, что надо выходить. Позвонили Мише Розенблату, первому директору «Эха» (он до сих пор руководит «Октодом»). Он, осторожный, как все советские люди, переспросил: «Действительно включать? Хуже не будет? Не отключат ли вообще?» Включать-включать! И пошли мы с Венедиктовым искать информацию, а Бунтман сидел в студии. Вышли в эфир, были разговоры с корреспондентами, слушателями…»20

Новости «Эха» конспектирует в своем дневнике Анатолий Черняев: «На 20 января намечена демонстрация в защиту Литвы и России под лозунгом «Команду Горбачева – в отставку!» Пойдут по Садовому, потом по Арбату к Старой площади, ибо там, согласно радио, «исчадие ада», оттуда идет «военно-партийный путч».21

ОШИБКА ГОРБАЧЕВА

Создатель политики гласности в те дни допускает еще одну ошибку, которую журналисты ему долго не смогут простить: на заседании Верховного Совета Горбачев поднимает вопрос о журналистской объективности и предлагает приостановить действие Закона о печати, чтобы «обеспечить объективность радио, телевидения и газет»22. В небольшом тексте под названием «Конец эры гласности?» «Независимая» отмечает: «Реакция зала была такой, что уже несколько минут спустя Президент отступил: «Я не настаиваю». В итоге Верховный Совет СССР все-таки принял решение, которое сформулировал А. Лукьянов: «Поручить Комиссии по гласности вместе с Президиумом Верховного Совета разработать конкретные меры по обеспечению объективного освещения событий в стране». 275 депутатов проголосовали «за». Это – возвращение политической цензуры».

Возмущение общественности формулирует один из авторов закона о СМИ Михаил Федотов в «Российской газете». Отмечая, что правовых оснований для приостановки закона и для контроля за СМИ не существует, он выступает с «подсказкой для президента» – ввести чрезвычайное положение. «А поскольку речь идет о приостановлении Закона о печати по всей стране, то, следовательно, и чрезвычайное положение должно быть введено по всей стране, – язвит доктор юридических наук. – Но для принятия подобного решения одних правовых оснований недостаточно, нужна еще и решимость начать гражданскую войну». 23

В связи с событиями в Вильнюсе «Московские новости» выпускают специальное заявление и полным составом выходят из КПСС. Черняев пишет 24: «Московские новости» рванули: «Кровавое воскресенье» и текст обвинения Горбачеву, подписанный примерно 30 деятелями – от Абуладзе до Карякина, от Бовина до Гельмана, – почти всеми бывшими любимчиками Горбачева. На него [это] произвело впечатление. Накануне, представляя в МИДе Бессмертных, он сослался на эту статью, сказав: «Вот уже преступником и убийцей назвали меня». Годы спустя главный редактор Егор Яковлев вспоминал: «После крови, пролитой в Вильнюсе — январь девяносто первого, — все стало трагически очевидным. Учредители «Московских новостей» выступили с заявлением: «Очередное преступление режима, который не хочет уходить со сцены». Это означало разрыв с горбачевской перестройкой. Во всяком случае, Михаил Сергеевич понял именно так, и был прав».25

18 января «Российская газета» публикует письмо еще 116 деятелей культуры – о рухнувших надеждах: «Теперь мы видим: перестройка, начатая в Москве восемьдесят пятого, расстреляна в Вильнюсе в ночь на 13 января. Все это время мы поддерживали Президента, порой закрывая глаза на непоследовательность его политики. Мы надеялись, что он станет опорой демократии, сохранит верность президентской клятве. Однако преступление в Вильнюсе не получило осуждения со стороны Верховного Совета СССР. После этого больше обманывать себя невозможно. Переворот уже начался».26

22 января главный редактор «Независимой газеты» Виталий Третьяков призывает коллег к объединению против «яростного и систематического наступления на свободу печати». На месте главного материала газета размещает белый квадрат с заголовком: «Такими выйдут советские газеты на следующий день после возрождения политической цензуры. На второй день многие газеты не выйдут вовсе».27

На следующий день «Известия» публикуют заявление Горбачева. «События последних дней, – говорится в документе, – были использованы определенными кругами для нагнетания обстановки под предлогом якобы происходящего правого поворота и опасности диктатуры. Я решительно отвожу эти домыслы. Завоевания перестройки, демократизации, гласности были и остаются непреходящими ценностями, на страже которых будет стоять президентская власть. Это, конечно, не означает, что мы можем проходить мимо, оставлять без внимания, когда средства пропаганды, да, именно пропаганды – давайте называть вещи своими именами – преднамеренно используются для провоцирования хаоса, паники, национальной розни, для противопоставления народа армии, для призывов не считаться с законом».28

«НАШИ»

В освещение событий в Прибалтике большую лепту внес Александр Невзоров.              16-минутный фильм «Наши», который был показан по телевидению дважды, потряс интеллигенцию – Невзоров сделал героями 162 десантника Псковской дивизии, которые брали телебашню и которые, по его словам, «оказались честнее, храбрее того правительства, что послало сюда их». «Трусы и подонки отдают команды солдатам, потом бросают солдат под плевки и пули и делают вид, что никакого к ним не имели отношения», – негодует Невзоров, изображая солдат единственными защитниками гибнущего отечества, не обращая внимание на жертвы в Вильнюсе.

«Черносотенная совершенно передача», – приговаривает в дневнике Черняев. А Союз кинематографистов СССР называет фильм «инсценировкой и фальшивкой», и это «совершенно очевидно для профессионального глаза режиссера, оператора, репортера». Обращение подписано 23 режиссерами (Петр Тодоровский, Григорий Чухрай, Андрей Смирнов, Элем Климов и др.). «Не верьте! – просят они. – Вас обманывают, пытаясь натравить вас на Литву и литовцев и тем самым оправдать убийц и тех, кто стоит за ними».29

«ДО И ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ»

Корреспондент «Независимой газеты» Сергей Фомин фиксирует30: «В дни литовского кризиса, когда ЦТ опустилось до состояния невозможности пользоваться съемочной аппаратурой, ибо показать хоть что-нибудь воочию означало бы показать правду, только «До и после полуночи», из всех передач ЦТ, открыла двери тем, кто пришел в прямом эфире дать отпор лжи, и дала свой комментарий только происшедшим событиям. Это, наверное, был звездный час программы, когда в ней, обреченной вследствие своей ежемесячности на дозволенное академическое опоздание, был найден безупречный эмоциональный эквивалент тому, что знали все, кто не затыкал себе уши и не закрывал глаза на происходившее. Хроника событий в Вильнюсе, вычеркнутая из всех телепрограмм, кроме «Пятого колеса», была смонтирована под апокалипсические звуки «Болеро» Равеля».

Телевизионное освещение событий в Прибалтике станет одной из причин, повлиявших на решение Молчанова не только уйти из программы «Время», но и закрыть вскоре собственную программу: в последний раз «До и после полуночи» выйдет в ночь на 29 мая 1991 года (подробнее о программе см. 7 марта 1987).

1. Левицкий, Л. «Таллинн: Заявление глав четырех республик». «Известия», 14 января 1991.
2. Третьяков, Виталий. «Как стать знаменитым журналистом: Курс лекций по теории и практике современной русской журналистики». Москва, «Ладомир», 2004.
3. Ремник, Дэвид. «Могила Ленина. Последние дни советской империи». Москва, Издательство АСТ, Corpus, 2017.
4. Черняев, Анатолий. «Дневник помощника Президента СССР. 1991 год». Москва, Издательство: Республика, Терра, 1997.
5. Степовой, А.; Чугаев. С. «Вопрос вне повестки дня: Ситуация в Литве». «Известия», 14 января 1991.
6. Минаев, Б. Д. Ельцин : Жизнь замечательных людей / Борис Минаев. – М. : Молодая гвардия, 2010.
7. Цвик, Валерий; Качкаева, Анна. «Реформы в обществе и на телевидении. Телевидение переходного периода». Музей телевидения и радио в интернете. http://www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=4625&page=1
8. ТАСС (Будрис Александрас). Литва: «Альтернативное телевидение». 18 января 1991.
9. Черняев, Анатолий. «Дневник помощника Президента СССР. 1991 год». Москва, Издательство: Республика, Терра, 1997.
10. Ростова, Наталия. «Виталий Игнатенко, главный редактор журнала «Новое время» (1988-1990), пресс-секретарь президента Михаила Горбачева (1990-1991), генеральный директор ТАСС (август 1991 — сентябрь 2012). «Одни только репортажи, которые мы могли вести о деятельности Горбачева, уже придавали нашей прессе совершенно другой вид». «Рождение российских СМИ. Эпоха Горбачева (1985-1991)». 11 августа, 2015. http://gorbymedia.com/interviews/ignatenko
11. Без подписи. «Заявление президиума Союза журналистов Москвы». «Российская газета», 16 января 1991.
12. Ремник, Дэвид. «Могила Ленина. Последние дни советской империи». Москва, Издательство АСТ, Corpus, 2017.
13. Абуладзе, Тенгиз; Бовин, Александр; Богомолов, Олег и др. «Преступление режима, который не хочет сходить со сцены». «Московские новости», 20 января 1991.
14. Захарько, Василий Трофимович. «Звездные часы и драма «Известий». За кулисами знаменитой газеты». Москва, «Время», 2014.
15. Комиссар, Михаил. «Надеюсь, в России установится баланс между либеральным и государственным». http://politcom.ru/3331.html 1 сентября, 2006.
16. Черняев, Анатолий. «Дневник помощника Президента СССР. 1991 год». Москва, Издательство: Республика, Терра, 1997.
17. Без подписи. «Заявление журналистской организации ТАСС». «Российская газета», 18 января 1991.
18. Ремник, Дэвид. «Могила Ленина. Последние дни советской империи». Москва, Издательство АСТ, Corpus, 2017.
19. Муратов, С.А. «ТВ — эволюция нетерпимости». 2000.
20. Фомин, Сергей. «ТСН – под цензурой». «Независимая газета», 19 января 1991.
21. Вачнадзе, Георгий. «Секреты прессы при Горбачеве и Ельцине». Москва, АО «Книга и Бизнес», 1992.
22. Анин, Александр. «Свободное радио для свободных людей. Услышав эти слова в своем приемнике, знайте – в эфире радиостанция «Эхо Москвы». «Независимая газета», 17 января 1991.
23. Ростова, Наталия. «Изменили ли мы сознание слушателей? Не думаю». Главный редактор «Эха Москвы» (май 1990 – февраль 1996) Сергей Корзун». Slon.ru, 8 cентября 2009. https://republic.ru/russia/izmenili_li_my_soznanie_slushateley_ne_dumayu-127827.xhtml
24. Черняев, Анатолий. «Дневник помощника Президента СССР. 1991 год». Москва, Издательство: Республика, Терра, 1997.
25. Без подписи. «Конец эры гласности?». «Независимая газета”, 17 января 1991.
26. Федотов, М. «Подсказка для Президента». «Российская газета», 19 января 1991.
27. Черняев, Анатолий. «Дневник помощника Президента СССР. 1991 год». Москва, Издательство: Республика, Терра, 1997.
28. Яковлев, Егор. «Три порога, о которые спотыкался не только я на пути к свободе слова». «Общая газета», 9-16 июля 1993.
29. Андреева, Н.; Аранович. С.; Артемьев, Э. и др. «Обращение ста шестнадцати». «Российская газета», 18 января 1991.
30. Третьяков, Виталий. «Мы должны сопротивляться. Началось яростное и систематическое наступление на только что полученную гражданами СССР свободу печати. Обращение главного редактора «Независимой газеты» Виталия Третьякова. «Независимая газета», 22 января 1991.
31. Горбачев, М.С. «Заявление Президента СССР М.С. Горбачева». «Известия», 23 января 1991.
32. Загрядский, Борис; Тодоровский, Петр; Чухрай, Григорий и др. «Обращение кинорежиссеров». «Независимая газета», 19 января 1991.
33. Фомин, Сергей. «До и после полуночи» больше нет. Вместо некролога», «Независимая газета», 2 июля 1991.