«Версия № 1» как технология политических провокаций
18 марта 1994 года в «Общей газете» вышла статья «Почки набухают. К путчу?», ставшая одной из первых публично отрефлексированных политтехнологических провокаций с участием Глеба Павловского.
Публикация безымянной «аналитической записки», которую нельзя верифицировать, станет одной из примет времени.
«Вероятнее всего, мы имеем дело с явной мистификацией, с ‘подметной грамотой’: не более того, — отмечала ‘Общая’ под опубликованным текстом. – Поделка довольно грубая. Уж слишком очевидна творческая сверхзадача сочинителей: скомпрометировать ряд ближайших соратников президента вроде Юрия Лужкова, «подставить» силовых министров, вывести из игры перспективных политиков, возродив, скажем «угрозу Скокова»: словом, закрутить обычную дворцовую интригу. Однако не стоит относиться к этому как к безобидной шутке. В принципе государственный переворот или что-нибудь в этом роде можно организовать и таким способом: ‘подогревая’ ситуацию, стравливая между собой влиятельных политиков, нагнетая психоз всеобщей подозрительности и провоцируя власти на неадекватные ‘меры безопасности’. Это одна из технологий борьбы за власть. Технология, бесспорно, грязная. Но каждый борется, как может».[note]Без подписи. «Что бы это значило…». «Общая газета», 18 марта 1994.[/note]
В следующем номере газета сообщила, что 24 марта в редакцию «пришел Глеб Павловский, известный журналист, главный редактор журнала ‘Век XX и мир’, и сообщил, что версия мнимого переворота, которая после публикации ‘Общей газеты’ вот уже неделю не дает покоя средствам массовой информации ни у нас, ни за рубежом, является его ‘рабочим текстом’ и представляет собой ‘рутинную производственную справку – компиляцию открытых данных – сообщений информационных агентств, прежде всего ТАСС, Постфактум и РИА, сообщений прессы, радио и т.п.’».[note]Смирнов, Игорь. «Автор ‘Версии № 1’ назвал себя. Соавторы провокации остаются в тени. Шутка вчерашнего диссидента». «Общая газета», 25 марта 1994.[/note] При этом Павловский был еще и членом редколлегии «Общей газеты». По его словам, «текст подготовлен конвейерным способом разными людьми» и «является аналитическим материалом сугубо внутреннего пользования и попал в руки высокопоставленных руководителей, в редакции газет без его ведома». Он предположил, что «версия» была похищена с его стола. Сейчас, спустя годы, Павловский говорит журналистам, что он «прикрывал» Симона Кордонского. «Симон попросил его прикрыть, я его прикрыл, — рассказывал он недавно «Медузе». — В своем тогдашнем резко антикремлевском стиле я это даже еще и форсировал, усилил. Но уже не без хитринки — сознательно, потому что понял, что возник спрос на автора и его ждут».[note]Бекбулатова, Таисия. «Диссидент, который стал идеологом Путина. Полная история Глеба Павловского — человека, придумавшего современную российскую власть». 9 июля 2018. https://meduza.io/feature/2018/07/09/dissident-kotoryy-stal-ideologom-putina[/note] А сам Кордонский рассказывал о том же событии так: «[Глава службы безопасности Ельцина] Коржаков и компания задумали интригу против Лужкова, поэтому была запущена деза, что есть заговор. Естественно, мы собирали все слухи, и все это шло в компьютер. И из моего компьютера агентами Коржакова это было похищено и распространено». По свидетельству Кордонского, Павловский даже не знал о существовании «записки».
«Не имея ни возможности, ни желания проверять достоверность приведенных г-ном Павловским подробностей, редакция ‘ОГ’ полагает, что сообщенная им версия по убедительности не превосходит скандальную ‘версию №1’, — отмечал в 1994 году автор «Общей газеты» Игорь Смирнов. – Г-н Павловский говорит неправду, называя свой ‘рабочий текст’ ‘компиляцией открытых данных’. Факт существования ‘переворотчиков’, их фамилии, детали их ‘заговорщицкой деятельности’ — целиком являются выдумкой авторов ‘версии’. Употребленная составителями ‘рабочего текста’ форма подачи ‘фактов’ даже отдаленно не напоминает разработку некоего гипотетического варианта. Хороша версия, если черным по белому написаны имена тех, кто готовит государственный переворот. Гораздо более это походит на донос в компетентные органы. Бывший диссидент (и, к большому сожалению, член редсовета ‘ОГ’), по-видимому, забыл, какой кровью обходились стране такие ‘аналитические записки’».[note]Смирнов, Игорь. «Автор ‘Версии № 1’ назвал себя. Соавторы провокации остаются в тени. Шутка вчерашнего диссидента». «Общая газета», 25 марта 1994. [/note] «Это не утечка, а хорошая дезинформация, — говорит газете министр по делам национальной и региональной политики Сергей Шахрай. – Она сделана профессионально и расчищает почву для ряда политиков федерального уровня, которые сейчас что-то предпринимают.[note]Без подписи. «Автор ‘Версии № 1’ назвал себя. Соавторы провокации остаются в тени. От ворот – переворот». «Общая газета», 25 марта 1994.[/note] А лидер Демократической партии России Николай Травкин напоминал о предыдущих ‘переворотах’ на страницах печати. «Можно вспомнить скандальное интервью, данное в январе 1993 года ‘Уните’ М. Полтораниным, вице-премьером, ‘раскрывшим’ государственный заговор Р. Хасбулатова. Это откровение было не менее абсурдно, чем ‘Версия № 1’. <…> Вспомним многочисленные записки вполне легально действовавшего аналитического центра ‘РФ — политика’, регулярно разоблачавшего тайные козни ‘номенклатурного подполья’ во главе с бывшим руководителем администрации президента Ю. Петровым. Из того же ряда – осенняя, предоктябрьская аналитическая записка, приписываемая демократическому лагерю и опубликованная ‘Советской Россией’, где технология государственного переворота описывалась с трогательными подробностями».[note]ТАМ ЖЕ.[/note]
«По указанию одного из ‘заговорщиков’, — отмечал позже ‘Коммерсант’, — руководителя ФСК Сергея Степашина, по факту публикации было возбуждено уголовное дело. Как писала газета ‘Куранты;, ссылаясь на данные ФСК, следователи довольно быстро выяснили, что ‘версии’ написаны бывшими сотрудниками информационного агентства ‘Постфактум’ Андреем Макаровым, Михаилом Лукиным, Симоном Кордонским, Олегом Солодухиным и генеральным директором агентства Глебом Павловским».[note]Без подписи. «Как бы переворот». «Коммерсант-Weekly», 21 июля 1998.[/note] «По словам следователей, сейчас у них нет оснований для того, чтобы ставить вопрос о привлечении к уголовной ответственности кого-либо из сотрудников редакции ‘Общей газеты’, — писала газета чуть позже. — Вместе с тем, публикуя ‘Версию-1’, газета, по мнению следствия, распространила непроверенные сведения. Они в определенной мере затрагивают честь и достоинство ряда лиц, в том числе занимающих ответственные должности в государстве. Тем самым, считает следствие, газета нарушила требования закона ‘О средствах массовой информации’, обязывающего не допускать распространения непроверенных слухов».[note]Без подписи. «Следствие/приговоры». «Коммерсант», 28 июля 1994.[/note]
Пока следователи вели дело, Комитет по печати, пришедший на смену Министерству печати, вынес газете официальное предупреждение, посчитав, что «распространяя заведомо ложные клеветнические измышления анонимного автора, направленные на подрыв конституционного строя и дестабилизацию обстановки в обществе, редакция ‘Общей газеты’ нарушила ст. ст. 4, 51 Закона РФ ‘О средствах массовой информации’».[note]Володин, В. В., первый заместитель Председателя Комитета по печати. «Предупреждение». «Общая газета», 1 апреля.[/note]
Газета ответила на предупреждение язвительно и ошибочности своего действия не признавала. «Почему газета публикует документ, о котором сама же извещает, что он сомнительного происхождения? – говорилось в редакционной статье. — Да потому, что провокационное сочинение, независимо от воли какой-либо газеты, распространяется и стало уже, к сожалению, фактом общественно-политической жизни. Последовавшие за нашей публикацией многочисленные комментарии лишний раз показали, как много было тех, кто имел на руках ‘Версию № 1’, почитывал и прикидывал, что же произойдет на самом деле. И до предупреждения, и после него редакция остается уверенной в том, что информирование общественности входит в ее непосредственную обязанность. Более того, именно для этого она и существует. Гнев же, обрушившийся на нас, словно эхо из тех далеких времен, когда первому, кто принес дурную весть, рубили голову. Но не только это. Миновала третья неделя после нашей публикации. Ни прокуратура, ни контрразведка так и не смогли ответить: кто так усиленно распространял клевету о перевороте, кто тиражировал ее, кто передавал подметную грамоту из рук в руки? Руководитель ФСК заявляет о том, что удалось разыскать авторов документа. Правда, особых усилий для этого не требовалось: первый из них – Глеб Павловский сам пришел к нам в редакцию и сообщил о работе над документом. <…> В чем смысл полученного нами предупреждения? А вот в чем: ‘Не вздумайте в следующий раз информировать общество о готовящейся провокации, а главное – не суйтесь первыми и без дозволения, иначе вас непременно взгреют!’ Увы, ‘Общая газета’ не может принять эти указания к исполнению. В случае, если затеется нечто подобное ‘Версии № 1’, будем на это реагировать сообразно нашим убеждениям и профессиональному долгу, предупреждая общество (а не чиновников) о грозящих опасностях. Хватит, уже ‘проходили’. В августе 1991 года троих хоронил миллион. В октябре 1993 года погибли по меньшей мере 150… Где они похоронены – кроме родственников никто толком и не знает. Следствие закончено, забудьте. <…>».[note]Без подписи. «Они грозят, а нам не страшно». «Общая газета», 1 апреля 1994.[/note]
Логику редакции «Общей» разделила Судебная палата по информационным спорам при президенте России. Председатель Палаты Анатолий Венгеров выступил с заявлением, в котором объявил, что газета «имела достаточно веские основания для предания гласности ‘Версии № 1’ якобы готовящегося государственного переворота». «Обнародованию этого материала предшествовало заявление ряда известных политических деятелей об угрозе ‘дворцового’ переворота, о том, что ‘признаки переворота уже налицо’, что ‘циркулируют аналитические записки, обсуждаются различные версии переворота’, — заключал он. — Именно в условиях возникшей социальной напряженности редакция ‘Общей газеты’ приняла решение о предании гласности ‘Версии № 1’. Последовавшая реакция свидетельствует о том, что это привело не к дестабилизации общества, а к разрядке политической атмосферы. Если даже допустить, что действительно готовились какие-то действия, то они в известной мере были предотвращены фактом публикации ‘Версии’. Мировая история знает случаи, когда утечка информации предотвращала государственные потрясения, а пренебрежение информацией приводило к трагедиям».[note]Венгеров, А. «Судебная палата по информационным спорам при Президенте РФ о публикации ‘Версии № 1’». «Общая газета», 8 апреля 1994.[/note]
Однако в журналистских кругах далеко не все были согласны с такой логикой. Известный журналист Сергей Пархоменко полагал, что провокация авторам удалась, но «Общая газета» «дала слабину». «Среди множества провокаций, развернувшихся в последние месяцы на российском политическом театре, та, что связана с обнародованием загадочного доноса под условным наименованием ‘Версия № 1’, выделяется прежде всего тем, что она удалась, — писал он в газете ‘Сегодня’. – Пыли, в самом деле, поднялось – до неба. И потому наибольший интерес представляет как раз технологическая сторона дела. <…> Еще в минувший четверг, 17 марта, ‘конфиденциальная записка’ о трех страницах внезапно полезла одновременно из десятков факсов разных редакций и сама собой соткалась из воздуха в руках у целых толп журналистов в Думе, в сенате, в правительстве, по всей Москве… Никакого авторства. Никаких шапок, номеров, реквизитов. Вместо источника – ‘по имеющимся сведениям’. И главное: никто из счастливых обладателей сенсации абсолютно не способен понять, как она к нему, собственно, попала. Журналистское сообщество хором сказало: ‘Так не бывает. Это туфта’. Слабину дала ‘Общая газета’, куда текст попал на сутки позже: напечатали и прокомментировали. Потом искушения не вынесли ‘Итоги’. И пошло. Затея автора удалась».[note]Пархоменко, Сергей. «’Конфиденциальных’ донесений в России не бывает». «Сегодня», 23 марта 1994.[/note]
О фоне, который царил в те дни, вспоминал в своих мемуарах глава второго канала Олег Попцов. «Март 94-го года мало чем отличался от июля 93-го, — писал он. — Досадная одинаковость слухов. Болен. Инсульт, инфаркт, гипертонический криз, паралич. Это все о Президенте. <…> 21 марта 94-го года в ночном информационном вещании выбрасывается еще один фонтан слухов. О срочно выехавшем в Сочи премьере (где отдыхает Президент), о приведенных в боевую готовность частях спецназа, о телефонной связи Белого дома, работающей в одностороннем режиме. И тут же, через минуту, опровержение. «Только что мы связались с канцелярией премьера. Не подтвердилось. Связались с Генеральным штабом — не подтвердилось». И телефонному молчанию в Белом доме нашлось объяснение. 21 марта — воскресный день. Легкость, с которой произносятся и тиражируются слова о частях специального назначения, приведенных в готовность, армии, поднятой по тревоге, говорит не об изменившейся ситуации, просто механизм дезинформации достигает своего совершенства. Вторая среда информации, каковой принято считать слухи, незаметно для нашего сознания становится первой. И в этой налаженной системе дезинформации находят свое место не только органы безопасности, пять-шесть изданий, два-три информационных агентства (Постфактум, скажем, или АР НИ), но и правительство, его пресс-службы, и даже Кремль, аппарат Президента. Всякая замкнутость власти, ее желание избежать утечки информации по поводу своих решений и действий, лишь усиливает давление второй информационной среды. В этом случае закон информационного пространства вечен: ‘Если информации нет, ее придумывают’. Очередная история с якобы очередным заговором перешла в затухающий режим. С некоторым запозданием откликается провинция. ‘Не позволим!’ Или прямо противоположное. ‘Этого следовало ожидать!’ Реакция Президента была нестандартной: — Найти сочинителей хулы и подать в суд!»[note]Попцов, Олег. «Хроника времен ‘Царя Бориса'». «Совершенно секретно», 1995.[/note]
Объясняться публично был вынужден и президент. 25 марта, когда стало известно об авторстве «записки», главный редактор «Известий» связался с Борисом Ельциным, находящимся в отпуске. «Первый вопрос, который я хотел бы задать, весьма тривиален, но сегодня он имеет политический подтекст: как ваше здоровье?» – спрашивает Игорь Голембиовский. [note]Голембиовский, Игорь. «Борис Ельцин: накалять страсти дальше нельзя». «Известия», 26 марта 1994. Президент России беседует по телефону с главным редактором ‘Известий’».[/note] «Во-первых, должен вам сказать, что я уже начинаю привыкать к тому, что, как только отправляюсь в отпуск, тут же, к сожалению, начинаются спекуляции по поводу моего здоровья, — отвечает президент. — Чувствую себя нормально. С врачами не встречаюсь, в Мацесту не езжу… Работаю — у меня большая почта, много документов, читаю, пишу, встречаюсь с людьми. Но и отдыхаю, конечно. Бассейн, прогулки; немного с теннисом не сложилось, подвела погода, площадка была мокрой, но в последние дни подсохло, играю. Словом, никаких признаков болезни. Разговоры о ней — очередная провокация». «Не могу не спросить, как вы относитесь к появлению, если использовать старую терминологию, так называемого документа ‘Версия-1’? – задает второй вопрос журналист. — Об этом пишут, говорят все средства массовой информации, появилась ‘Версия-2’. Политическая жизнь в стране обретает новый острый накал? И странно, что службы, обеспечивающие безопасность, до сих пор не могут сказать ничего внятного ни об авторах, ни об источниках распространения». «Во-первых, это – провокация, — отвечает Ельцин. — Во-вторых, к сожалению, вы правы: соответствующие службы оказались беспомощны, хотя поручения им были даны тотчас же, однако и сегодня у меня нет точной информации».
Через месяц после публикации «Версии № 1» «Общая» опубликовала интервью с Павловским, где он объяснялся с читателями.
Автор «Литературной газеты» Андрей Новиков напоминал позже, сколько раз после августа 1991-го «склонялась аббревиатура ГКЧП». «Я хорошо помню, что первым склонять ее начал Сергей Кургинян, опубликовавший летом 92-го в газете ‘День’ статью под симптоматическим названием ‘ГКЧП-2. Когда?’ – писал он. — <…> вскоре грянул октябрьский путч. Кургинян оказался прав: аббревиатура ГКЧП была превращена в идеологему, которой метили уничтожавшихся политических персонажей. Отныне любая интрига, любой заговор (подлинный или мнимый) интерпретировались как очередной ГКЧП. Виртуальность этой мифологемы очень хорошо осознал Глеб Павловский, устроивший весной 94-го года скандал своей ‘Версией номер 1’. Хотя Павловского сложно упрекнуть в провокаторстве: все его преступление, если вдуматься, заключалось в том, что мифологему ГКЧП, которую большая часть истеблишмента и прессы пережевывала на бессознательном уровне, он открыто вывел на дисплей своего аналитического компьютера. Можно ли это назвать провокацией? В определенном смысле это было политологическое открытие (или, еще точнее, ИЗОБРЕТЕНИЕ, примененное Павловским на практике, — открытие-то сделал Кургинян): открыто вывести идеологему ГКЧП в ‘виртуальную реальность’, превратить ее в средство политической игры. Если действующие политики играли в ГКЧП, не отдавая себе отчета в том, что они на самом деле занимаются ПОЛИТИЧЕСКИМ КОНСТРУИРОВАНИЕМ, то Павловский был первый, кто как бы сказал: давайте играть открыто».[note]Новиков, Андрей. «Кто сказал ‘гав!’ ГКЧП — аббревиатура, ставшая историческим призраком». «Литературная газета», 13 августа 1996.[/note]
«Переворот» станет одним из способов политической борьбы. Через два года во время президентских выборов в России о раскрытом государственном перевороте, «ГКЧП-3», скажет секретарь Совета Безопасности Александр Лебедь. 18 июня он назовет близких к министру обороны Павлу Грачеву генералов: первого заместителя начальника Генштаба, начальника его Главного оперативного управления генерала-полковника Виктора Барынькина, замначальника Главного автобронетанкового управления генерал-лейтенанта Владимира Шуликова, начальника вооружения Минобороны генерал-полковника Анатолия Ситнова, начальника Главного управления международного военного сотрудничества генерал-полковника Дмитрия Харченко, помощника министра генерал-полковника Валерия Лапшова, помощника министра по связям с общественностью Елену Агапову и крестного отца Грачева, министра обороны Грузии Вардико Надебаидзе. Все эти люди, по версии Лебедя, не хотели допустить отставки Грачева.
А на следующий день, прервав сетку вещания, с экрана о перевороте, уже новом, объявит Евгений Киселев. Таким способом он выстроит защиту участников команды Анатолия Чубайса – Сергея Лисовского и Аркадия Евстафьева, задержанных с «коробкой из-под ксерокса» с 500 тысяч наличных долларов.
Через три года после публикации «Общей» имя Павловского всплывет вновь, рядом с очередной статьей о заговоре. «Именно его перу, а не погибшего в автокатастрофе журналиста Андрея Фадина, приписывают опубликованную на прошлой неделе ‘Комсомольской правдой’ статью о банкирском заговоре против Чубайса, которая, видимо, должна была стать ответом ‘младореформаторов’ на происки обиженных при акционировании ‘Связьинвеста’ бизнесменов, — писал тогда «Огонек». — Ответ этот, что называется, не удался, а творчеством Павловского опять могут заинтересоваться компетентные органы».[note]«Огонек», 1 декабря 1997.[/note]