Как Кремль в 1996 году начал строить нынешнюю систему управления СМИ
После победы президента Ельцина на выборах 1996 года в стране изменилась и система управления СМИ. В это время была создана команда, которая приведет к власти – во многом с помощью СМИ, и следующего президента – Владимира Путина. С этого времени телевидение становится основным инструментом манипуляций общественным мнением, а СМИ в целом – инструментом борьбы кланов друг с другом. (Подробнее об этом будет рассказано в следующих выпусках YeltsinMedia.)
Главой администрации президента стал Анатолий Чубайс, пресс-секретарем президента назначен Сергей Ястржембский, будущий муж дочери президента и глава его администрации в 1997-1998 годах Валентин Юмашев — советником, а под Михаила Лесина, взявшего историческое интервью у президента о грядущей операции на сердце, в новой администрации образовано целое управление – по связям с общественностью. Его заместителем стал коллега по Video International Михаил Маргелов, тогда же в администрацию пришел и коллега Лесина по РИА Новости Алексей Волин.
В это же время будущий президент Владимир Путин перебрался из Санкт-Петербурга в Москву – на должность заместителя управляющего делами президента Павла Бородина, где начал курировать юридическое управление и управление российской загрансобственностью.
«В качестве главы ‘администрации победителей’ предлагается сблизившийся с Чубайсом в ходе предвыборной кампании руководитель НТВ Игорь Малашенко, — пишет в те дни в «Новом времени» журналист Андрей Колесников. — Как говорят, к искреннему или наигранному изумлению Чубайса, последний отказывается от этой должности. Не нужно было особых лоббистских усилий Виктора Илюшина и Татьяны Дьяченко, чтобы после отказа Малашенко президент назначил именно Чубайса, неоднократно зарекавшегося от работы в госорганах, главой администрации».[note]Колесников, Андрей. «100 дней Чубайса. Глава администрации упраздняет многоцентрие в управлении государством». «Новое время», № 45, 1996.[/note] «Малашенко надо отдать должное – вскоре после выборов Ельцин предлагал ему пост главы администрации, но Игорь Евгеньевич не захотел идти на госслужбу, предпочел остаться в частном бизнесе, — рассказывал в интервью автору этих строк Евгений Киселев в 2009 году. — А сейчас, глядишь, президентом был бы уже. А что? Чем Малашенко хуже других?».[note]Ростова, Наталия. «Не считаю, что журналистика непременно должна быть объективной». Председатель совета директоров НТВ (1993–2000), гендиректор НТВ (2000–2001), главный редактор «ТВ-6», затем ТВС (2001–2003) Евгений Киселев». Рубрика «Клуб бывших главных редакторов». Slon.ru/ Republic.ru, 13 ноября 2009. https://republic.ru/posts/14410[/note]
Участие президента НТВ Игоря Малашенко в выборной кампании Бориса Ельцина как одного из сотрудников штаба вскоре принесло каналу дивиденды. Еще в августе в интервью журналу «Итоги» он говорил: «Я, может быть, надеялся, что моя работа там как-то развеет слухи о том, что НТВ – вредоносная компания, подрывающая устои общества и государства. Но никаких разговоров о канале не было. Меня пригласил в штаб лично президент, и, как вы догадываетесь, разговор в стиле: ‘Я пойду в штаб, а вы мне отдадите канал’ был просто невозможен. Я не знаю, получим ли мы канал сейчас».[note]Пинжуренко, Сергей. “Игорь Малашенко, президент телекомпании НТВ: “То грозятся все отнять, то обещают все отдать”. “Итоги”, 27 августа 1996.[/note]
Вышедшая впервые в эфир 10 октября 1993 года на пятом, ленинградском канале, телекомпания в том же году получила президентским указом 58 часов вещания на «четвертой кнопке». Поначалу указ об этом был подписан 22 ноября 1993-го, однако президент приостановил его действие в тот же день (подробнее о причинах). После урегулирования конфликта, через месяц, президент подписал новый указ. С 17 января 1994-го канал начал вещать на «четвертой кнопке», на которой в эфир выходил и другой канал — «Российские университеты». После указа президента, подписанного им 20 сентября 1996 года, с 11 ноября НТВ начал круглосуточное вещание. Ко времени получения частоты совладельцем канала уже стал «Газпром», купивший 30% акций. И «МОСТ» приобрел большие возможности для развития спутникового вещания. В июне правительством был одобрен кредит компании размером в $140 млн, а в ноябре канал освободили от уплаты налогов на ввозимое оборудование. Это решение оценивалось в десятки тысяч долларов.
Другая сторонница президента – Ирена Лесневская, после выборов исполнила свою давнюю мечту – получила в Москве 49-ю метровую частоту, и бывшая прежде телепроизводящей компанией Ren-TV с января 1997 года стала телеканалом.
Что касается олигархов, то они после выборов 1996-го чувствовали себя победителями.
И некоторые из них получили даже правительственные посты. В августе Владимир Потанин стал вице-премьером, а Борис Березовский в октябре – замсекретарем Совета безопасности России (как и еще один подписант «письма тринадцати», президент «Вымпела» Николай Михайлов). Михаил Фридман, Александр Смоленский и Владимир Гусинский были назначены членами совета по вопросам банковской деятельности при правительстве. Бизнесмены получили в собственность большие государственные активы, выставляющиеся на залоговых аукционах. Перемирие между ними было прервано в 1997 году, в борьбе за приватизацию «Связьинвеста», после аукциона по которому развернулась информационная война.
Осенью 1996-го Борис Березовский дал откровенное интервью Financial Times, в котором рассказал о семи бизнесменах, которые контролируют 50% экономики страны и влияют на принятие решений в ней. 14 ноября «Общая газета» опубликовала статью Андрея Фадина «Семибанкирщина как новорусский вариант семибоярщины».[note]Фадин, Андрей. «Семибанкирщина как новорусский вариант семибоярщины». «Общая газета», 14 ноября 1996.[/note] «Они контролируют доступ к бюджетным деньгам и практически все инвестиционные возможности в стране, – говорилось в ней. – В их руках громадный информационный ресурс крупнейших телеканалов. Они формулируют волю президента. Те, кто не захотел идти вместе с ними, придушены или сошли с круга… Но в России никакая победа не является окончательной, если она не выглядит минимально справедливой в глазах большинства». С тех пор родился термин «семибанкирщина».
Администрация при Чубайсе получает невиданные прежде полномочия, они все оформляются президентскими указами. «Сейчас есть все основания утверждать, что глава президентской администрации приближается по своему влиянию к председателю правительства», — отмечает в те дни «Коммерсант». (Читать об этом подробнее.) Фигура главного реформатора вызывает бурные общественные дискуссии. Характерен «вопрос недели», которым в декабре задается журнал «Коммерсант»: «Почему не любят Анатолия Чубайса?»
В роли нового главы администрации – при постоянно отсутствующем по болезни президенте – Анатолий Чубайс дает интервью журналу «Новое время».[note]Пумпянский, Александр; Колесников, Андрей; Дубнов, Вадим; Мильштейн, Илья. «Анатолий Чубайс: Мне неприятны разговоры о моем ‘всемогуществе’». «Новое время», № 48, 1996.[/note] Вот его фрагмент:
— С каким настроением вы ждете возвращения Ельцина?
— Честно сказать?
— А как же иначе?
— Чудовищно трудно руководить администрацией президента в отсутствие президента. Крайне… неприятное занятие.
— В чем главная трудность?
— Приходится все время принимать решения – это моя должностная обязанность. Если их откладывать, то дела начинают пробуксовывать, планы рушатся… А принимать решения, не имея возможности посоветоваться с президентом, — это, конечно, вдесятеро труднее… <…>
— Что получилось после пяти лет реформ? Что за капитализм здесь построен, Анатолий Борисович? Его называют государственным, номенклатурным, криминальным. Происходит окостенение власти, зоны влияния распределены…
— Рано подводить итоги. Я считаю, что процесс не завершен. Как в целом не завершено и государственно-правовое строительство России. В здании еще зияют громадные дыры. Многие конструкции непрочны и не выдерживают той нагрузки, которую должны нести. Немало и ошибочных, вредных ‘кусков’ конструкции… Окончательные оценки невозможны.
Да, сохраняется опасность номенклатурного капитализма. Есть угроза, что наполовину проведенные реформы так и застынут в этой стадии, со всеми своими дырами и ржавой арматурой… Это весьма болезненная проблема. Какую сферу нашей жизни ни возьми, видно, как много уже сделано и сколько еще сделать предстоит. Вместе с тем у нас есть реальные шансы ‘отстроить’ к 2000 году и наше государство, и нашу экономику. По всем важнейшим направлениям.
— Откуда такая вера? Да и кто заинтересован в этом строительстве? Складывается впечатление, что дележ собственности, а вовсе не какое-то там производство является главным содержанием эпохи. А наибольшую прибыль дает близость к власти. Деньги и власть сращиваются самым причудливым образом. Директор большого и плохо работающего завода становится зампредом в правительстве, затем возвращается на свой завод – какая обществу от этого польза? Крупный банкир получает крупный пост в Совете безопасности – и коммерции польза, и рычаги под рукой… Для чего им еще нужны реформы?
— Я часто слышу подобные высказывания, но никак с ними согласиться не могу. Дело в том, что по мере роста любых хозяйственных структур у них существенно изменяются интересы. Так случилось, что я имел возможность наблюдать это живьем – на примере тех же самых банковских структур. По вашей версии они полностью срослись с государством, всем довольны и ни в чем не нуждаются. А на самом деле существующий порядок их категорически не устраивает! Причем более всего банкиров не устраивает именно нерешенность многих принципиальных вопросов функционирования российской экономики. Их страшно беспокоит, например, вопрос о бюджете 1997 года. Самое интересное, что они при этом оказываются ничуть не меньшими государственниками, чем те политики, которые любят называть себя патриотами. Хотя… это полный абсурд, верно? При неясном бюджете у банкиров вроде бы есть хорошая возможность порезвиться! А они сегодня жестко настаивают на доработке бюджета. Вообще для людей, возглавляющих крупнейшие российские банки, самыми значимыми становятся вопросы макроэкономической политики. И беспокоятся они, поверьте, не только о прибылях.
— Вы не идеализируете банкиров? Может, они и болеют за государство, но явно сильнее переживают за себя. Вспомним письмо тринадцати банкиров, настаивавших на переносе выборов, на тихом сговоре власти с коммунистами, причем Зюганову предлагался даже пост премьер-министра…
— Начнем с того, что вы весьма вольно трактуете предложения Березовского и других банкиров. Я не могу с этим согласиться, потому что очень хорошо знаю этот документ и обстоятельства, в которых он рождался. Разве там были призывы к неконституционной отмене выборов?
Наряду с ростом влияния администрации на правительство и силовые структуры изменяются и правила игры для средств массовой информации. В их отношении администрация формально получает полномочия обеспечивать «координацию деятельности федеральных органов государственной власти по реализации основ государственной политики в области обеспечения прав человека, свободы средств массовой информации, рекламной деятельности», а также готовить «предложения Президенту Российской Федерации по реализации основ государственной политики в отношении средств массовой информации, а также по обеспечению граждан Российской Федерации и граждан других государств объективной информацией о внутренней и внешней политике Российской Федерации». Руководитель администрации получает также право осуществлять «функциональное руководство помощниками Президента Российской Федерации (в том числе руководителей протокола Президента Российской Федерации – помощником Президента Российской Федерации), пресс-секретарем Президента Российской Федерации» и другими.
На практике с сентября 1996 года появляется новый формат общения власти с прессой, который был широко известен и в советские годы, а при первых годах правления Бориса Ельцина не практиковался. «Преобразованная ельцинская команда погрузилась в связи с общественностью — то самое искусство, которое помогло президенту сохранить власть на выборах 1996 года, — так об этом писал биограф Ельцина Тимоти Колтон. — ‘Аналитическая группа’ Чубайса продолжала работать и после инаугурации, собираясь каждую пятницу в 10.00 для обсуждения ‘политического планирования’. Сначала эти совещания вел заместитель Чубайса, Максим Бойко».[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». «КоЛибри», 2013.[/note] После Бойко группу возглавил Валентин Юмашев, который 11 марта 1997 года был назначен главой президентской администрации, а Чубайс в это время стал вице-премьером. «Юмашев сохранил общий стиль управления Чубайса, однако он не имел опыта государственной работы, и потому ему явно не хватало политического веса своего предшественника, — отмечал автор. — Еще одним постоянным членом этого кружка была Татьяна Дьяченко, которая после кампании 1996 года не получила никакого официального поста в правительстве. Вернувшись к работе в 1997 году, Ельцин понял, что ему необходима поддержка дочери, но не хотел ее об этом просить, поскольку всегда разделял дом и работу и осуждал Горбачева за непотизм и стремление сделать жену публичной фигурой. Он вспомнил, что дочь президента Франции Ширака, Клод Ширак, с 1994 года работала специальным советником отца. Ельцин попросил Шираков принять Татьяну и объяснить ей характер подобной работы. Татьяна отправилась в Париж, где все обсудила, и 30 июня 1997 года Ельцин поручил Юмашеву ввести дочь в кремлевский аппарат и выделить ей кабинет на президентском этаже здания № 1. Было объявлено, что Татьяна стала советником президента ‘по имиджу’. Она тесно сотрудничала с Юмашевым, хотя на тот момент их отношения оставались исключительно политическими и платоническими. Татьяна и Валентин впоследствии поженились, но лишь в 2001 году, когда и Ельцин, и они оба уже покинули политическую сцену».
Основу команды составили те, кто приводил президента Ельцина к власти в 1996 году и манипулировал СМИ во время выборов. (Подробнее об этом). В состав этой группы входили Александр Ослон, Георгий Сатаров, Михаил Лесин, Игорь Малашенко, Глеб Павловский, а также Сергей Ястржембский. «Команда формировалась пестрая, в основе она состояла не из аппаратчиков, — подтверждал годы спустя Павловский в интервью Ивану Крастеву. – Валя Юмашев был журналист. Михаил Лесин сам прежде не работал в государственном аппарате. Игорь Малашенко побыл советником Горбачева, но недолго. Самый аппаратно искушенный среди нас был Чубайс. Мы собирались в Кремле в президентском корпусе, где чиновников почти не видно было — те еще прятались по кабинетам. Да, компактность и экстраординарность группы сохранилась, но теперь мы готовились к выборам 2000 года. Совещание по информационно-политическому планированию стало регулярным совещанием по внутренней политике, что не менялось затем долго, лет десять. Только в 2005-м Медведев изменил формат совещаний с внешними экспертами при участии главы администрации. А начались они еще при Чубайсе в 1996-м».[note]Крастев, Иван. «Экспериментальная родина. Разговор с Глебом Павловским». Издательство «Европа», 2018.[/note]
Журналист Андрей Колесников обращал внимание на то, что при этом у Чубайса уже давно был сформированный пул журналистов. «Еще в бытность главным приватизатором Чубайс фактически создал свою информационную империю – журналисты, разделяющие либеральную идеологию, получали информацию о ходе реформ из первых рук в полном объеме, — пишет он в те дни. – Люди, работавшие на идеологическое обеспечение чубайсовской политики, иногда не во всем готовы были согласиться в ‘принципалом’, но пропагандистские и смысловые задачи не обсуждали, а ревностно выполняли».[note]Колесников, Андрей. «Джокер власти. Анатолий Чубайс как зеркало российской государственности». «Новое время», № 48, 1996.[/note]
Сейчас Чубайс намерен выстроить отношения с прессой на новой должности. «Возвратившись в начале сентября из отпуска, руководитель администрации президента Анатолий Чубайс сразу же обрадовал пишущую братию, сообщив, что Кремль круто меняет свою информационную политику, — пишет в те дни журналист «Общей газеты» Елена Дикун. — Новая политика, по словам Чубайса, будет более открытой, журналисты смогут получать больше эксклюзивной информации из первых рук. На следующий же день был продемонстрирован и образец невиданной открытости: президент страны объявил общественности о предстоящей ему операции».[note]Дикун, Елена. «Тайная неприязнь стала явной». «Общая газета», 19 сентября 1996.[/note]
Интервью, в котором Ельцин рассказал Михаилу Лесину о грядущей операции, было показано в эфире программы «Время» 5 сентября, а уже 14-го Лесин получил назначение – главой нового управления администрации. И, возглавив его, сам дал в те дни первое интервью – уже в роли чиновника. «Московский комсомолец» писал о нем: «Новый государственный человек выказал сожаление и недоумение по поводу того, как освещается российскими журналистами болезнь президента и будущая операция на сердце. Недопустимо для СМИ, считает Михаил Лесин, подробно исследовать, ‘что болит и где болит’ у Бориса Ельцина. Была даже брошена занятная фраза: ‘Давайте проведем исследование, чем болеет сам журналист, и расскажем всем, – будет ли это этично?’».[note]Никаноров, Василий. “Песня о Лесине. Новый имиджмейкер президента: И сказал он, что это нехорошо”. “Московский комсомолец”, 21 сентября 1996.[/note] «И дураку понятно, что будет, – добавлял «МК», – если этот журналист является всенародно избранным руководителем страны». (Читать подробнее о том, как скрывалось состояние президента в течение двух месяцев, и об обстоятельствах проведения того интервью.) «Об этом сейчас не принято вспоминать, — писала Lenta.ru после смерти Лесина в 2015 году, — но даже по заголовкам СМИ того периода можно себе представить объем и сложность поставленных перед Лесиным задач — здоровье президента страны было уже к тому времени весьма неважным, да и политическая ситуация не располагала к спокойному второму сроку главы государства. А о политической выживаемости Лесина вполне может говорить еще один факт его биографии — став в 1999 году министром по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций, он сохранил этот пост аж до 2004 года, благополучно перейдя из одной политической эпохи в другую. Министерский период Лесина запомнился так называемым ‘захватом НТВ’ — телеканала, который славился профессиональной журналистской командой и критическим отношением к действиям власти».[note]Пак, Михаил; Поворазнюк, Светлана. «‘Смерть не вяжется с ним’. Чем запомнился Михаил Лесин». Lenta.ru, 7 ноября 2015. http://lenta.ru/articles/2015/11/07/lesin[/note]
Олег Добродеев, с конца горбачевского правления руководивший новостями на первом и втором каналах, а в конце 1996-го — вице-президент НТВ, считал так: «власть достаточно жесткая, и, я думаю, такая тенденция сохранится». «Власть – это администрация президента, — пояснял он. – Власть – это сам президент, поскольку все основные решения на сегодняшний день принимает он лично. <…> До 1991 года Кремль – это было наше все. Отпечаток высокой государственной власти и исторического предназначения чувствовался на челе каждого человека, который там работал. Даже если это был младший делопроизводитель. Потом был примерно трехлетний провал. По кремлевским коридорам ходили с сосисками и было много курьезного. Скажем, на тебя мог дохнуть охранник, и ты чувствовал, что он не в лучшей форме. Однажды мы сидели в кабинете, который когда-то занимал Каганович. Я увидел на столе пепельницу, которой явно было не меньше тридцати лет, и спросил хозяина, можно ли ее взять. Он сказал: ‘Бери’. Сейчас такое невозможно. Во-первых, все новое, а во-вторых, все сделано с достаточно большим вкусом и – основательно. За последний год-полтора все в Кремле стало опять серьезным. На стенах появились портреты царей-реформаторов. Вернулось ощущение, что там реальный центр государственной власти. В этом смысле, если Сергей Александрович Филатов больше был похож на Обломова – по своему отношению к делу, по склонности к абстрактно хорошим пожеланиям чего-то такого, чего он наверняка не доделает, то у Чубайса, как бы к нему ни относиться, подход немецкого управляющего, такого Штольца. Он единственный, кто в своих поступках делает ежедневную поправку на будущее страны. По крайней мере, подчиняя этому свои личные интересы».[note]Шевелев, Игорь. «Новости – это наркотик, от которого не избавиться». «Общая газета», 31 октября 1996.[/note]
Пока администрация начинает выстраивать новые отношения с прессой, газета «Совершенно секретно» обвиняет Чубайса в том, что он становится «главным цензором РФ». 15 ноября издание публикует интервью, которое отказалось показать телевидение, — с опальным генералом Александром Коржаковым. Противостояние главы президентской охраны Александра Коржакова и банкиров, которых представлял Анатолий Чубайс, достигло пика во время предвыборной кампании 1996 года, когда генерал лишился должности начальника президентской охраны после скандала с «коробкой из-под ксерокса». «Предлагаемое вашему вниманию телеинтервью генерала Коржакова было записано для передачи ‘Совершенно секретно’ несколько недель назад, — говорится во врезе материала. – <…> Лишь когда стало окончательно ясно: ни один из общенациональных телеканалов не решится его показать, — редколлегия ежемесячника ‘Совершенно секретно’ решилась на его публикацию. Мы приняли такое решение не потому, что разделяем взгляды опального генерала, а совсем по другой причине: нас глубоко возмущает цензорская функция, которую самовольно возложила на себя нынешняя кремлевская команда. Когда главный приватизатор становится еще и главным цензором РФ, можно смело говорить о появлении неких стойких маниакальных симптомов, от которых российская демократия должна себя защитить».[note]«Александр Коржаков: ‘Мы чем больше узнавали, тем меньше президент хотел нас слушать’». «Совершенно секретно», 15 ноября 199[/note] (Читать подробнее.) 23 ноября интервью с Коржаковым не выходит уже в программе «Скандалы недели» на ТВ-6, и конфликт вокруг него становится одной из причин увольнения ведущего и автора программы Сергея Соколова. В апреле 1997-го интервью не вышло и в эфир канала Ren-TV. (Читать об этих конфликтах подробнее.)
О цензуре также пишет и Александр Хинштейн. «Сегодня практически на всем телевидении безраздельно воцарилась политическая цензура», — замечает он в «МК», в статье, вызвавшей той осенью невероятный скандал.
Тогда же «Общая газета» пробует аккредитоваться на брифинги ее руководителя через Андрея Трапезникова, помощника Чубайса по связям со СМИ. «Выслушав просьбу, — отмечает Дикун, которая сама станет пресс-секретарем СПС в 1999 году, — г-н Трапезников неожиданно огорошил: ‘Это непросто. Для удобства работы мы решили ограничить число приглашаемых на брифинги. Прессы слишком много. А еженедельник, кстати, вполне может обойтись без сиюминутной информации’».[note]Дикун, Елена. «Тайная неприязнь стала явной». «Общая газета», 19 сентября 1996.[/note] Далее состоялся такой диалог:
«ОГ»: А если нужна не «сиюминутная информация»? Нас, к примеру, интересует, что делает пришедшая в администрацию новая команда, сколько старых работников получили «горчишники» (так сотрудники администрации окрестили уведомления об увольнении в связи с реорганизацией. — Ред.), какие управления упразднены, какие созданы. Об этом нам может кто-нибудь рассказать?
А.Т.: Эти темы еще не освещались, и я не знаю, насколько администрация в этом заинтересована. Дело в том, что Анатолий Борисович обижен на вашу газету.
«ОГ»: За что?
А.Т.: Подробностей я не знаю.
«ОГ»: Надо ли так понимать, что нам отказано в аккредитации?
А.Т.: Понимайте, как хотите. Анатолий Борисович готов был с вами конструктивно сотрудничать, но вы не оправдали надежд. С той прессой, которая, на наш взгляд, тенденциозно подает материал, лучше не иметь дел.
«ОГ»: Простите, это ваше мнение или Чубайса?
А.Т.: Хорошо, я еще раз переговорю с Анатолием Борисовичем, позвоните мне завтра.
«На следующий день обозреватель «ОГ» упорно названивала г-ну Трапезникову, но каждый раз, ссылаясь на занятость, он вешал трубку, — пишет Дикун. — И лишь под вечер удалось получить ответ: «Анатолий Борисович обещал подумать над вашей просьбой». «О результатах чубайсова думанья «ОГ» пока не известно, — заключает автор. – Но смысл «новой информационной политики» кремлевской администрации, кажется, уже понятен. Как и во времена старой политики, СМИ любят в Кремле избирательно – в зависимости от степени их сервилизма. Но прежде это было принято скрывать. О тех случаях, когда объяснения были неизбежны, сотрудники президентской пресс-службы обычно ссылались на всесильного Коржакова: это он выбирает, какие газеты привечать, а какие гнать взашей. Новизна же ‘новой информационной политики’ состоит в том, что наследственный чиновничий цинизм теперь проявляется в открытой форме».
Среди тех, кого на такие встречи звали, был Алексей Венедиктов, тогда еще не ставший главным редактором «Эха Москвы». Но первая для него встреча в этом формате стала для него последней.[note]Ростова, Наталия. «Алексей Венедиктов, главный редактор ‘Эха Москвы’: ‘У Ельцина напор был такой нехороший… Кулаком сейчас даст, думаю, и – улетишь’». http://www.yeltsinmedia.com/interviews/venediktov/[/note] В интервью YeltsinMedia он так рассказывал об этом:
— А вот про эти закрытые встречи я слышала, что они начались (вернее, возобновились) с Чубайса.
— Они начались с Чубайса, в 1996 году. Чубайс действительно как глава администрации президента стал собирать главных редакторов. Я был один раз, и после этой встречи я подошел к Анатолию Борисовичу, сказал, мол, послушайте, если вам, господин глава администрации, что надо, то у вас есть мой телефон, а ходить на эти посиделки и выслушивать наставления, как нам делать профессиональную работу, я не буду. В своей области я более профессионал, чем вы. Я тогда не был главным редактором еще, не был даже главой информационной службы.
— Но уже хамил.
— Я хамил всегда, не вопрос. Но все-таки в 1996 году я был как бы их сверстник, я же не мальчик. И я ему сказал, что не хожу. Я не ходил на посиделки к Чубайсу, не ходил на посиделки к Юмашеву, ни разу, не ходил ни разу на посиделки к Волошину, когда он собирал главных. И продолжаю не делать этого. Вот – один на один, с главой администрации, – да, конечно. Волошин мне звонил, говорил: «Приходи, чайку попьем». Или я ему звонил и говорил: «Мне надо с тобой чайку попить». И к Сергею Евгеньевичу Нарышкину я так заходил, и сейчас хожу – к Володину, к Громову. Хожу к людям содержательным или прошу меня принять. Есть вещи, которые мне непонятны, я хочу понять, видеть мотивацию. Вот мне непонятно чего-то по Сирии, я звоню в приемную Лаврова: может, меня примет замминистра Богданов, это называется «брифинговаться». Но вот на эти накачки ежепятничные меня не зовут. И я не хожу.
— А Чубайс именно наставлял?
— На первом заседании Чубайс очень жестко наставлял. Тогда Ельцин очень сильно болел, как вы помните, готовился к операции. А я, в общем-то, не мальчик был, чтобы такое выслушивать. Зачем это?
— Для него пресса тоже была инструментом.
— Они все пытаются превратить прессу в инструмент. Но вот, скажем, в свое время я разговаривал с президентом Клинтоном на эту тему, как раз после Моники Левински. И он мне рассказал, как не любит нас, прессу, но это – часть жизни, это – институт. Мало ли чего я не люблю? Но важность института понятна.
— Заканчивая тему Чубайса. Это была первая и последняя встреча?
— Для меня – да.
— Он один ее проводил?
— Тогда он был один.
— Чубайс накачивал про здоровье Ельцина?
— Чубайс был недоволен тем, как медиа освещали здоровье Ельцина. (Читать интервью полностью.)
Глава Фонда эффективной политики Глеб Павловский, к тому времени уже широко известный политическими провокациями и бывший одним из участников подобных встреч, называл их «информационно-политическими совещаниями в администрации президента», которые позже превратились «в ядро разработки кремлевской политики». «Фонду велели сосредоточиться на стратегическом планировании, — вспоминал он в интервью Ивану Крастеву. – Осенью 1996 года мы разрабатывали сценарии смещения Лебедя. Затем подбирали календарные ‘окна’ для дней операции Ельцина, когда президенту политически не так опасно лечь под наркоз. Такие расчеты немного алхимия. Но они были основаны на больших объемах доступных данных, c оценкой синхронных событий в сценарных развилках. Я научился чувствовать конфликтующие временные ряды, но пришлось выучиться быть ясным в рекомендациях. Упрощать интуиции, строить между собой и аппаратом дружественный интерфейс. Это умение ФЭП развивал со времени выборов 1996 года, пока не вошел в ментальную ‘симфонию’ с командой Кремля».[note]Крастев, Иван. «Экспериментальная родина. Разговор с Глебом Павловским». Издательство «Европа», 2018.[/note]
Назначенный после выборов главой Совета безопасности генерал Лебедь, о котором вспоминает Павловский, стал следующей после Геннадия Зюганова жертвой телеканалов, объединившихся прежде ради переизбрания Бориса Ельцина. Выборная кампания, писал журналист Дэвид Хоффман, показала, что телевидение может и создавать, и уничтожать.[note]Хоффман, Дэвид. «Олигархи. Богатство и власть в новой России». «КоЛибри», 2007.[/note] Призвавший своих сторонников проголосовать за Ельцина и в августе подписавший Хасавюртовские соглашения, Лебедь в это время становился все более критичным и язвительным в отношении больного президента, и его популярность продолжала расти. В результате, как пишет Хоффман, «те же самые каналы ОРТ и НТВ, которые сделали из него серьезного кандидата, теперь бесцеремонно громили Лебедя, сообщая нелестную информацию о нем». «На канале НТВ показали видеозаписи, часть которых, по собственному признанию журналистов, была сделана за полтора года до эфира, — добавляет он. – Они были посвящены ультранационалистической, фашиствующей группе, известной под названием ‘Русский легион’, маршировавшей по улицам Санкт-Петербурга и якобы представлявшей собой силы Лебедя. 17 октября Ельцин уволил Лебедя. Андрей Рихтер, преподававший журналистику в Московском государственном университете и возглавлявший в нем Центр юридической информации (неточность при переводе, на самом деле – Центр права СМИ – Н.Р.), сказал, что телевизионные каналы выступили в роли сторожевых псов Кремля. Березовский не испытывал угрызений совести на этот счет: политическое влияние было главным преимуществом, которое давал ему канал ОРТ. Но у Гусинского появились сомнения, которые с годами усиливались и переросли в полное раскаяние. Когда я попросил его мысленно вернуться к событиям 1996 года, он сказал, что решение оказать поддержку Ельцину было ‘сознательным, но ошибочным’. ‘Думаю, что мы учились как общество, — сказал он, — и я учился вместе со всеми. Мы учились тому, что благородные цели не могут быть достигнуты грязными методами. Сегодня я уверен в этом’».
Олег Добродеев признавался, что «‘антилебедевская неделя’ вызывала, наверное, самые большие за все время существования телекомпании разночтения». «Достаточно сказать, что многие документы, связанные с Лебедем, в том числе и по ‘Российскому легиону’, я лично видел еще до того, как их показал Куликов, — рассказывал он в октябре 1996-го «Общей газете». – На самом деле это только один из ‘засвеченных’ документов. Их аутентичность и последствия, к которым они могут привести, для меня, как информационщика и историка, не являются вопросом. Они ведут к слишком драматичному пути развития. Но заданность в информационных программах недопустима. Я не могу, например, декретом вести ‘антилебедевские’ настроения, а через неделю декретом поменять их на ‘пролебедевские’. Это бумерангом ударит по нам же самим. Здесь очень тонкая грань. В тот момент, когда мы начнем ‘обслуживать существующую власть и не давать ‘неудобную’ ей информацию, мы тут же теряем самое дорогое, что у нас есть, — зрительский рейтинг. Теряя рейтинг, мы тут же теряем рекламу. Теряем рекламу – и мы никому не нужны. Вот и все. Я не считаю, что у нас ‘война с Лебедем’. Лебедь – это одна из политических фигур, активно действующих сегодня, которая представляет для нас совершенно определенный интерес. Как наши отношения будут развиваться – покажет его политическое будущее. В данном случае мы являемся только посредниками, не более того».[note]Шевелев, Игорь. «Новости – это наркотик, от которого не избавиться». «Общая газета», 31 октября 1996.[/note]
Тем не менее, в том же интервью Добродеев признавал изменение отношения канала к генералу. «Лебедь, безусловно, был героем романа большинства журналистов, в том числе и журналистов НТВ, — говорил он. – Он неоднократно бывал у нас в студии. Мы обозначали его позиции, фиксировали внимание на основных моментах его биографии, начиная с Приднестровья. Безусловно, среди всех военных, с которыми лично я встречался, он отличается наиболее образной афористичной речью. Он – мастер экспромта. Вообще в тот момент он был безумно интересной фигурой. Лебедь-политик – следующий этап. Это наиболее сложный момент, совпавший, прежде всего, с президентской кампанией. Лебедь сыграл в ней едва ли не решающую роль. Возникла другая ситуация. То ли Лебедь действительно был человеком совершенно чужим для власти. То ли власть, со своей стороны, не затруднилась, чтобы он прошел период какой-то адаптации, но в какой-то момент отношение к нему изменилось. Возникли эти документы, в том числе и по ‘Российскому легиону’. Возник Коржаков. При этом я не намерен скрывать, что отношение к Александру Васильевичу Коржакову – это еще и вопрос нашей редакционной политики. Мне нравится чей-то образ, что Лебедь – это очень яркий, красивый, необыкновенной конфигурации сосуд, и весь вопрос в том, кто и как его заполнит. По тем людям, которые стали составлять его команду, мне много стало ясно. <…> Что касается прошедшего <…> сюжета из Питера о ‘русском легионе’ с фашистской символикой, который многие зрители совместили с ‘Российским легионом’ Лебедя. Смешно оправдываться, но этот сюжет пришел абсолютно самоходом. Опять получилось день в день. Конечно, тут какая-то зыбкая грань нашей профессии, когда появляется такой материал. Я сам смотрел этот сюжет три или четыре раза и пришел к выводу, что его надо давать…».
О том же примере Лебедя, как и о «машине безграничных манипуляций», созданной в том году, позже, находясь в заключении, вспоминал и Михаил Ходорковский. «Компромиссный (и исторически оправданный) тандем Ельцин – Зюганов, как всем известно, не состоялся, — писал он в статье «Левый поворот». — <…> Была избрана другая стратегия. Многомиллионные вложения и машина безграничных манипуляций общественным мнением во имя победы Ельцина. Несомненно, авторитарный сценарий. Ценности конца 90-х сложились именно тогда, и важнейшая из них – цель оправдывает средства. Если нам нужна победа, не пустим коммунистов в телевизор, а потом разберемся. Вытащим генерала Лебедя, чтобы отобрал у Зюганова 15%, а потом выкинем за ненадобностью. Тогда журналисты стали превращаться из архитекторов общественного мнения в обслугу хозяев, а независимые общественные институты – в рупоры спонсоров. С июля 1996 г. мы знаем, что ‘бабло побеждает зло’ – и только оно».[note]Ходорковский, Михаил. “Левый поворот”. “Ведомости”, № 1420, 1 августа 2005.[/note] Ходорковский также напрямую связывал выборы 1996 года с последующим установлением путинского режима. «Летом 1999 г., когда здоровье Ельцина вызывало все больше сомнений и вопросов, новое поколение кремлевских кукловодов просто решило, что для выживания режима необходим гигантский блеф, – писал он. – Надо сделать вид, что мы отвечаем на все ключевые вопросы застывшей в неизменности с 1995 г. повестки дня <…>, а в настоящей жизни, где власть, собственность и деньги, делаем все как раньше. Этот блеф и стал основным содержанием проекта ‘Путин-2000’. Авторитарного проекта, который явился прямым логическим продолжением и следствием проекта ‘Ельцин-1996’».
Чубайс и сам стал жертвой выстраиваемой им системы управления СМИ. Всего через год СМИ Бориса Березовского и Владимира Гусинского начали информационную войну против правительства, и прежде всего – против него самого, в тот момент – вице-премьера и министра экономики. (Об этой войне будет рассказано подробно в следующих выпусках YeltsinMedia, пока же о ней можно прочитать по этой ссылке).
В марте 1998-го, после ее окончания, Чубайс дал интервью «Независимой газете», принадлежавшей Березовскому, — при условии, что он сможет в нем высказать свое мнение о том, что он о газете думает. Интервью, которое проведут Татьяна Кошкарева и Рустам Нарзикулов, будет озаглавлено так: «Продажная газета, продажные журналисты, продажный главный редактор!» Виталий Третьяков, главный редактор газеты в этот момент, опубликовав интервью, представит свое мнение о нем. Одним из аргументов самозащиты станет упоминание о тех самых летучках 1996 года. «Мне уже пришлось один раз публично процитировать ваши слова, сказанные осенью 96-го тогдашнему главному редактору ‘Комсомольской правды’ в присутствии дюжины других главных редакторов: ‘Будете делать то, что хозяин газеты скажет. А не будете – кости будут трещать!’ Выступали вы тогда в качестве главы администрации президента. Так что вашими мудрыми советами – если это можно назвать советами, а не приказами – живем, дышим и работаем».[note]Виталий Третьяков. «Гигиены маловато. Это правда. Ремарки к утверждению самого внимательного читателя «НГ». «Независимая газета», 7 марта 1998.[/note]
Что касается Доренко, бывшего одним из главных инструментов ведения той самой войны на стороне Владимира Гусинского и Бориса Березовского, то и он с годами увидит «системный политический тупик», который был заложен именно в 1996 году. «Я думаю, что 1996 год – это грехопадение серьезное, которое совершила пресса и весь политический мир в России, и вы как избиратели (те, кто голосовал), — размышлял он о влиянии президентских выборов на будущее страны и начале тех встреч с прессой в администрации в 2001 году. – Оно заключалось в том, что нас поставили к стенке и сказали: ‘Вы должны выбрать между двух зол’. После этого произошло вот что: был создан штаб при Кремле, все руководители средств массовой информации оказались в штабе. Малашенко, Березовский, Ксения Пономарева, Благоволин – они сказали бы мне в ответ, если бы я возражал: ‘А ты хочешь Колыму и нары? Ты хочешь лагеря и расстрелы? Ты хочешь возвращения коммунистов? Чего ты хочешь?’ Я не смог бы тогда с ними поспорить, я просто решил не работать в российских средствах массовой информации и все. (В октябре 1996-го Доренко стал вести на ОРТ программу «Время» после некоторого перерыва, связанного с закрытием предыдущей программы. Подробнее о том, как Борис Березовский договорился об этой программе в Кремле.) Но после выборов президента этот штаб был сохранен. И вот отсюда начинается отсчет системного разрушения, системного политического тупика, к которому нас привели через четыре года снова, когда снова нет кандидатов, когда снова абсолютно голый ‘политический Олимп’, когда у нас нет выбора, по существу, и когда власть назначает сама себя. Эта система была и при Чубайсе, который тогда стал главой администрации. Он собирал по субботам всех лидеров новостных программ и решал что делать, и как освещать, и что планируется, и если когда запланируется и произойдет с Ельциным, то как это освещать, какие акценты расставить, каким каналам взять на себя что: Первый канал более массовый, он должен взять на себя такие, такие, такие задачи, НТВ – менее массовый и должен что-то, РТР должен что-то такое поддакивать Первому каналу как менее популярный и т.д. Это все раздавалось, разводилось и очень серьезно. По ходу недели это еще все поправлялось. Также Юмашев проводил это по субботам. Ну, вот Волошин уже по средам. И теперь они по средам заседают…»[note]«Сергей Доренко: Этатиста Путина сменит генерал Шаманов». Издательский Дом «Новый Взгляд». Газета «Московская комсомолка» №13, 12 марта 2001. http://www.newlookmedia.ru/?p=2119[/note]
Уже после разгрома старого НТВ его бывший генеральный директор и главный политический ведущий канала Евгений Киселев признавал, что именно близость канала к власти, которая установилась с 1996 года, отрицательно отразилась на его судьбе. «НТВ слишком близко приблизилось к власти, и это была ошибка, — писал он в 2003 году. — Причем допустили мы ее даже не во время, а уже после президентских выборов, когда в Кремле поселилась новая администрация во главе с Чубайсом, когда туда пришло много молодых, энергичных, современных, образованных людей, и многим из журналистов показалось опять, что власть опять своя, родная, демократическая, опять стали бегать в Кремль, дружить, сидеть на совещаниях, закрытых брифингах. А потом за это пришлось платить, платить за огрызки информации, которые эти самые умные энергичные кремлевские чиновники подкидывали жадным до информации журналистам, подкидывали, подкидывали – и прикормили. И стали воспринимать нас как прислугу. А когда мы опомнились, когда мы сказали: нет, ребята, хватит, мы теперь по вашим правилам не играем, мы займем нейтральную позицию, мы будем соблюдать строгий баланс, мы будем рассказывать все и про всех, — власть восприняла это как восстание рабов, как пугачевщину. И подавила со всей жестокостью. Вот что, собственно, случилось с НТВ в 1999-2001 годах».[note]Киселев, Евгений. «История НТВ. Часть 4». «Газета», 10 октября 2003.[/note]