В России — громкое заказное убийство журналиста, Дмитрия Холодова из «Московского комсомольца»
25 лет как Россия стала одним из самых опасных для журналистов мест на планете. Пространство бывшего Советского Союза было признано Международной федерацией журналистов самым опасным еще в конце 1993 года, Россия и позже не раз становилась лидером в этой статистике. И, хотя заказные убийства журналистов случались и до этого, убийство сотрудника «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова, которое произошло 17 октября 1994 года в России стало первым, прогремевшим на всю страну.
Проститься с журналистом пришли десятки тысяч людей.
Первая полоса специального выпуска «МК». Фото ИТАР-ТАСС.
27-летний военный журналист, побывавший во многих горячих точках, был убит в своей редакции взрывом в час дня, после того, как открыл дипломат, который сам же привез из камеры хранения Казанского вокзала. Он ожидал, что в нем окажутся обещанные ему документы.
Главный редактор газеты Павел Гусев сразу же обвинил в причастности к произошедшему министерство обороны и ФСК. Министр обороны Павел Грачев, выступая перед преподавателями и учениками средней школы № 2 Калининграда (Московской области), сказал: «Я полностью невиновен и не причастен, не виновны Бурлаков и Генеральный штаб, а Дмитрий Холодов ни для меня лично, ни для Министерства обороны никакой опасности не представлял».[note]»Постфактум». «Министр обороны об убийстве журналиста ‘МК'». «Новая ежедневная газета», 19 октября 1994.[/note]
Выразив соболезнования родным Холодова, министр выразил возмущение заявлением главного редактора «МК». Он заявил, как сообщало агентство Postfactum, что, когда следствие установит истинных виновников гибели журналиста, Гусев будет автоматически привлечен к ответственности за ложные обвинения в адрес министра. Выразил сомнение в том, что взрывное устройство находилось в дипломате и высказал предположение, что журналист привез взрывчатку с Кавказа, где накануне побывал в командировке.
Пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков сообщил сразу после гибели журналиста, что Борис Ельцин проинформирован о случившемся и «возмущен участившимися случаями политического террора в отношении демократических журналистов», а также «немедленно дал указание министру внутренних дел В. Ф. Ерину взять расследование под строгий контроль и доложить ему о результатах».
Неприязненные личные отношения министра и журналиста начались как минимум за год до убийства, когда Холодов интервьюировал Грачева на тему вооруженных столкновений в Москве в октябре 1993-го. «Это положило начало враждебности, которая длилась весь последний год жизни Холодова, подпитываемая 18 статьями с критикой министра обороны по разным поводам», — говорится в докладе Международной федерации журналистов. «Когда Владимир Познер в апреле 1994 года спросил Павла Грачева о военной угрозе и врагах России, министр ответил пораженному телеведущему, что таким врагом является журналист Дмитрий Холодов, — отмечается там же. — Этот эпизод передачи в эфир не вышел, но произвел большое впечатление на присутствующих в студии; впоследствии его изъяли и добавили к материалам дела. Военному корреспонденту ‘Московского комсомольца’ уже запретили участвовать в пресс-конференция в Министерстве обороны, и всем воинским частям разослали о нем рапорта. На суде Грачев давал свидетельские показания и не отрицал, что дал подчиненным указание ‘разобраться’ с Холодовым. Если кто-то счел, что это означало физическое устранение журналиста, то его слова неправильно поняли».[note]Международная федерация журналистов. «Частичное правосудие. Исследование смертей журналистов в России. 1993-2009». Бельгия, 2010.[/note]
«Это чисто политическое убийство, — писал в номере «МК» от 20 октября Александр Минкин. — Что бы там ни говорили сыщики. Единственная аналогия — убийство священника Александра Меня. Кристально чистый человек, один из авторитетнейших в мире богословов, духовный отец тысяч людей, обращенных им в православную веру, — был зарублен топором по дороге в церковь. Тогда оба президента — президент СССР Горбачев и президент РСФСР Ельцин — дали своим министрам МВД и КГБ приказ провести немедленное и строжайшее расследование, ‘взяли под строгий контроль’ — и… И — ничего».[note]Минкин, Александр. «Политическое убийство». «Московский комсомолец», 19 октября 1994.[/note]
Он назвал произошедшее террором, для устрашения многих. И вот как версия о причастности к убийству Минобороны звучит с первых же дней. Минкин пишет:
Умные люди говорят нам:
— Вы ошибаетесь, возлагая вину на министерство обороны. Если бы генералы решили убрать неугодного журналиста — разве стали бы они устраивать такой оглушительный кровавый спектакль? Разве нет у них ГРУ и прочих специалистов? Разве не могут они убрать кого угодно, тихо зарезав в подъезде, или инсценировав бытовую пьяную драку, или кольнув зонтиком, или дав понюхать чего-нибудь, отчего человек навсегда теряет память, прекращается в растение?.. Зачем же генералам убивать так открыто того, кто занимался расследованиями коррупции в высшем эшелоне министерства обороны? Зачем генералам вызывать огонь на себя? Не стоит ли предположить, что это убийство — провокация против армии? Способ обрушить на несчастную (это так) армию гнев и общества, и властей?
Правы умные люди. Если хочешь убить одного — зачем шуметь?
Но если хочешь запугать остальных? Если хочешь разом у всей прессы отбить охоту совать нос в дела в миллиарднодолларовые дела генералитета — тогда нужно не просто убийство. Нужен теракт — устрашение.
Убийство Дмитрия Холодова накануне его выступления в Государственной Думе на парламентских слушаниях о коррупции в Западной группе войск — слишком внятная угроза всем, кто захотел бы выступить с разоблачением.
В другом материале этого же номера газета выдвигает две версии убийства, связанные с двумя расследованиями Холодова: о фактах продажи оружия командованием Западной группы войск третьим странам и о подготовке наемников среди спецназовцев ГРУ, расквартированных в городе Чучково Рязанской области.[note]Без подписи. «Его убили чужими руками». «Московский комсомолец», 19 октября 1994.[/note]
В тот же день в «МК» выходит последний текст Холодова — о конфликте в Чечне, где пять вертолетов вооруженной оппозиции президенту республики Джохару Дудаеву, обстреляли дудаевские посты и чеченских солдат в Ленинском районе Грозного. Всего было выпущено пятьдесят ракет, писал он.[note]Холодов, Дмитрий. «В Чечне уже охотятся на вертолетах. Почему отступила оппозиция?». «Московский комсомолец», 19 октября 1994.[/note]
Следственное управление Генеральной прокуратуры приняло дело к производству и тут же переквалифицировало его со ст. 102 ч. 3 УК (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, совершенное в связи с выполнением потерпевшим служебного долга) на новую статью, введенную в июле 1994 года — ст. 213-3, ч. 3 (террористический акт, повлекший смерть). «Впервые убийство журналиста признано террористическим актом», — сообщала газета.[note]Без подписи. «Впервые убийство журналиста признано террористическим актом». «Московский комсомолец», 20 октября 1994.[/note]
20 октября газета публикует статью Вадима Поэгли «Паша-мерседес. Вор должен сидеть в тюрьме… а не быть министром обороны», за которую автор позже «стал первым в истории российского правосудия журналистом, осужденным за оскорбление».[note]Заподинская, Екатерина. «Конфликты в газете ‘Московский комсомолец'». «Коммерсантъ», 11 ноября 1995.[/note]
Фрагмент статьи Владимира Поэгли в номере «Московского комсомольца» от 20 октября 1994 года.
«Павел Сергеевич, вы выйдете на свободу еще молодым, полным сил мужчиной, — начиналась статья с прямого обращения к министру Грачеву. — Даже в худшем случае вам будет всего 53 года. Тем более, что все политики вашего рода пишут сейчас на нарах мемуары…» Поэгли, опираясь на документы следствия, обвинял министра в покупке двух автомобилей на деньги Западной группы российских войск армии — для себя и для приема иностранных делегаций, и в том, что уголовное дело, № 92621, в ходе которого расследовалась эта сделка, закрыто. «Не удивительно, — писал он. — Все аналитики хором твердят, что Ельцин никогда не сдаст Грачева. Вразумительных объяснений этому нет, кроме того, что Борис Николаевич вроде бы любить попариться с Павлом Сергеевичем в баньке. Что ж, искусство хорошо попарить начальника веничком всегда было в чести у холуев любого масштаба. А Грачев даже в теннис играть выучился (скорее даже не играть, а красиво проигрывать президенту). Только интересно, на чьи деньги оплачивался тренер для министра. <…> В то время, как тысячи подчиненных вам офицеров ютятся в общагах, снимают на свою мизерную зарплату углы, вы на предназначенные для строительства жилья для них деньги покупаете себе один за другим ‘Мерседесы’. Об офицерской чести и совести здесь речи быть не может. Честь и совесть заменили вам ‘распоряжения президента’. <…> Сейчас можно закрыть уголовное дело. Еще раз попариться с президентом и все ему объяснить. Но есть еще суд честных людей, Божий суд и суд офицерской чести».[note]Поэгли, Вадим. «Паша-мерседес. Вор должен сидеть в тюрьме… а не быть министром обороны». «Московский комсомолец», 20 октября 1994.[/note]
Тем временем, проблемы при расследовании коррупции в Западной группе войск подтверждает и другая газета — «Московские новости». «Когда на журналиста ‘Московских новостей’, занимавшегося так же, как и Холодов, коррупцией в Западной группе войск, посыпались угрозы, а на его автоответчик записали отрывок похоронного марша, мы расценили это как закономерный ответ на публикацию, — говорится в заявлении от имени газеты. — На телеграммы же в МВД, ФСК, Прокуратуру с просьбой обезопасить журналиста никто не отреагировал. Мы не удивляемся этому, ведь и на сами публикации реакции не было никакой, лишь раздражение Министерства обороны. Те, кто молчал в ответ на разоблачения ‘Московского комсомольца’ и ‘Московских новостей’, касающиеся ЗГВ, могут считать, что ответ дан — ответ террором. Мы так и не узнали, что думает власть по поводу журналистских расследований о коррупции, о строящих себе дворцы кремлевских обитателях, о прямых либо косвенных взятках в высших эшелонах власти. Президент, правительство, Генеральная прокуратура дают понять: мы, журналисты, можем рассчитывать только на себя. Фраза ‘гробовое молчание’ в этих условиях приобретает зловещий смысл».[note]»Московские новости». «Нас убивают. Мы не отступим. Гибель журналиста — террор против свободы слова». «Московские новости», 26 октября 1994.[/note] «Нас убивают. Мы не отступим. Гибель журналиста — террор против свободы слова» — под таким заголовком на первой полосе выходит этот текст. А «Общая газета» выходит под слоганом: «В смерти Дмитрия Холодова просим винить власти Российской Федерации». «Диму Холодова убили в стране, где прокуратуру и министерство юстиции возглавляют люди, пойманные на клевете и фальсификации следственных материалов, — говорилось в заглавной статье, — где первого вице-премьера публично уличают в незаконном присвоении собственности, а он не считает нужным хотя бы ответить на эти обвинения, где самые наглые заказные убийства остаются нераскрытыми, а министр внутренних дел ходит в героях нации, где борются с коррупцией, не посадив ни одного крупного взяточника, где единственным гарантом Конституции и гражданских прав является президент, который нарушает Конституцию с поражающей периодичностью…».[note]»Общая газета», 21 октября 1994.[/note]
Журналисты решают объединиться, чтобы в очередной раз выпустить номер «Общей газеты». «Нас обманывали и обманывают, когда говорят, что пресса в России является реальной силой, ‘четвертой властью’, — пишет, предваряя акцию, председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов. — После ликвидации ЦК КПСС, закрытия пресловутого ’10 подъезда’, где находилось управление всей прессой, нас пытались купить. Тех, кто не хотел продаваться, пытались задушить, разрушая газетный рынок и взваливая на плечи редакций непомерные налоги. Парламент, правительство и Госкомпечать делали все, чтобы посадить прессу на короткий поводок, — пусть знает свое место. Мы прошли через это. Не все стали послушными, ангажированными и коррумпированными. Большинство журналистов хранит верность своему профессиональному кодексу, запрещающему публиковать заказные статьи, скрытую рекламу, брать в руки оружие. <…> Давлению и запугиванию мы должны противопоставить нашу профессиональную солидарность».[note]Богданов, Всеволод. «Хотят запугать. Но мы не боимся». «Общая газета», 28 октября 1994.[/note]
Выпуск «Общей газеты» от 21 октября 1994 года.
В номере «Общей газеты», вышедшей к сороковинам со дня смерти опубликована статья Наталии Геворкян, которая описывала, что произошло за эти дни. «Павел Грачев в порядке и обласкан Думой, — писала она. — Все происшедшее считает провокацией против себя лично, армии и ГРУ. ГРУ, в свою очередь, считает, что во всем виноваты западные спецслужбы, использующие в том числе и прессу, чтобы развалить то, что не удалось развалить никакими перестройками. На полном серьезе эту версию поддержал на днях начальник управления по расследованию госпреступлений Александр Духарин, заявивший (‘Открытое радио’), что теракт в отношении Дмитрия Холодова, возможно, был инспирирован зарубежными спецслужбами, чтобы дестабилизировать обстановку в вооруженных силах и целом в России. Еще одна версия — наемный убийца из числа тех, кто готовится в спецподразделениях ГРУ. Одновременно с ней, из военных кругов очень осторожно поползла информация о небескорыстности журналиста, который в результате за это поплатился и погиб от рук московских чеченцев».[note]Геворкян, Наталия. «Димы нет. Остальное без изменений». «Общая газета», 25 ноября 1994.[/note]
Бывший главный редактор «Известий» Иван Лаптев считал, что главным результатом преступления стало возвращение страха в общество. «Он возвращается не с той стороны, откуда приходил раньше, — не сверху, от власти, а в виде некоего рассеянного тумана, и мы даже не можем рассказать, откуда, — говорил он в интервью Анне Политковской. — Подобного рода террористические акты, имеющие огромное общественное звучание, дают мощнейший импульс нарастанию в обществе неуверенности, полнейшей незащищенности. Другой уровень ‘урожая’ состоит в том, что ощущение всеобщего страха нуждается в объяснениях. Пока они циркулируют на уровне слухов и выглядят следующим образом: во всем виновата власть. Стали поговаривать, что виновато вообще все то, что началось в 1985 и в 1991 годах. Таким образом создается общественное мнение — а на уровне массового сознания оно самое устойчивое — что сегодняшнее положение является результатом преобразований, что люди, которые ими занялись, недееспособны, и все сделано не там, не тогда и не в той мере. Итог — дальнейшее отчуждение народа от власти. И, наконец, третий ‘плод’: ощущение полной безнадежности — совсем не то, что беспредел и беззаконие. Если вы какой-то массе людей создадите условия, при которых они потеряют надежду на то, что завтрашний день спрогнозирован, то этот коллектив рассыплется. Из общности будут единицы, и тогда с ними вы можете сделать все, что угодно — им вы можете подставить любую центрообразующую фигуру. Игра идет на таком гроссмейстерском уровне, что мы все оказываемся своего рода пешками в ней, нас переставляют в зависимости от замыслов гроссмейстера».[note]Политковская, Анна. «Была деревня Сладкое — теперь страна горькая». «Общая газета», 25 ноября 1994.[/note]
Оппозиционная «Правда» видела в произошедшем преступлении «эхо преступных залпов» октября 1993 года. «Поразительное совпадение, — писал Давид Новоплянский. — Взрыв дьявольского чемодана в ‘Московском комсомольце’ произошел ровно через год — день в день — после обнародования списка 47 (сорока семи!) убитых, раненых и избитых омоновцами журналистов. Не где-то — в Москве. Во время известных сентябрьско-октябрьских событий, которые до сих пор не расследованы. <…> Однако неприятные факты постарались замять, замазать. <…> Она (власть — Н.Р.) по сути поощрила произвол, творившийся на виду у всей страны. Стоит ли после этого удивляться, что семена вседозволенности, насилия, безрассудного мщения, посеянные в наше непростое время, стали быстро давать всходы? <…> И уж поскольку трагедия в ‘МК’ совпала с годовщиной октябрьских событий прошлого года, как не вспомнить другой пример. Вечером 4 октября было объявлено о запрете всех изданий, которые Министерство печати признало оппозиционными. Тогда правители России уже завершили насильственный переворот, бронетанковые войска победно закончили бессмысленный расстрел здания парламента, однако произвол по инерции продолжался». Автор делает вывод о том, что одолеть зло трудно, «если упорно отказываться глядеть правде в глаза», «если мириться с ложью, произволом, гонениями на неугодных журналистов, политиков и прочих инакомыслящих, а снаряды страшной убойной силы изображать невинными болванками, этакими благостными голубками».[note]Новоплянский, Давид. «Эхо преступных залпов». «Правда», 15 ноября 1994.[/note]
А тем временем министр обороны обращается в Генпрокуратуру, обвинив журналиста Вадима Поэгли в том, что он «в средстве массовой информации в неприличной форме совершил умышленное унижение чести и достоинства как гражданина, так и должностного лица — Министра обороны Российской Федерации». Генпрокуратура предъявила автору статьи обвинение в «оскорблении» (ч. 2 ст. 131 УК РСФСР). «Грачев не говорит, что мы лжем, не подает в суд за клевету, — отзывается Минкин. — ему всего лишь не нравятся наши ‘выражения в неприличной форме’. Мы встретимся в суде, господин никто».[note]Минкин, Александр. «Министр обороны не офицер. Он никто, и зовут его никак». «Московский комсомолец», 22 октября 1994.[/note]
Рассмотрев дело, судья Пресненского суда Ольга Говорова признала Поэгли виновным, приговорила к году исправительных работ и удержанию 20% ежемесячного заработка, но в честь 50-летия победы в Великой Отечественной войне амнистировала журналиста. Газета вновь опубликовала статью Поэгли, в знак протеста. Борис Ельцин призывал СМИ не лить грязь на министра обороны, который не связан с трагической гибелью Холодова. Позже эквивалент суммы, потраченной на «Мерседесы» для министра обороны, были возвращены в фонд строительства жилья для военнослужащих.
Павел Гусев, возмущенный позицией президента, написал ему открытое письмо. Напомнив, что они знакомы с 1986 года, когда в «МК» «почувствовали слабые дуновения перемен», Гусев писал также, что против Ельцина в газете не было опубликовано ни одной строчки, «несмотря на огромное давление со стороны партийных органов».[note]Гусев, Павел. «Открытое письмо Павла Гусева президенту России». «Московский комсомолец», 22 октября 1994.[/note] «Мы поддерживали Б. Н. Ельцина, в худшем случае молчали, в то время как вокруг раздавался спланированный вой, — продолжал он. — Шла травля. <…> Но когда-то наступает предел. Даже металл имеет свойство старения, и разрушаются монолиты, казавшиеся вечными. Павла Грачева Вы знаете сравнительно недавно. Но уже считаете его лучшим министром всех времен. Позвольте усомниться. А Георгий Жуков? Ему куда деваться со своей исторической полочки? Были и другие, не менее талантливые, бесстрашные. Разве не Грачев предал Вас и свой народ в октябрьские дни прошлого года, не вводя войска и не оказывая помощи задыхающейся демократии? Разве не при Грачеве насилие и беспредел в войсках достигли своего апогея? Разве не при Грачеве коррупция разъедает высшее руководство армии, создана мафиозная сеть в ЗГВ? Армейский выскочка, человек мстительный, ограниченный, Грачев давно уже потерял авторитет в войсках. <…> Ко всеобщему изумлению и негодованию в день похорон журналиста, погибшего по причине расследования темных дел в Российской армии (о других причинах говорить просто глупо — Дима не писал в газете на другие темы), Вы сказали всей стране о порядочности нынешнего министра. Ближе не тот, с кем Вы можете быть каждый день локоть к локтю. Вспомните того же Хасбулатова, Руцкого, Ваших ‘верных соратников’. Вы были сильные поддержкой тех, кто пребывал далеко от вершин власти. <…> Вы можете и не заметить всех моих слов. Я очень прошу Виктора Васильевича Илюшина, Вячеслава Васильевича Костикова, членов семьи Бориса Николаевича — доведите до сведения президента эти строки. Мы — не последняя газета в России. Мы — самая читаемая московская газета, у нас многомиллионная аудитория, за нами доверие читателей. Мы не сможем проглотить Вашей пощечины. Вы не правы, Борис Николаевич!»
В том же номере журналист Александр Минкин упрекает президента в том, что тот не пришел на похороны. «Вчера мы плакали о Диме, — писал он. — Мы не дыша слушали, что говорит о Диме его мама. Если бы пришли Вы — мы были бы счастливы. В горе ждешь сочувствия и поддержки. И не потому, что Вы — это дотации (мы давно не получаем ни копейки от государства). И не потому, что присутствие президента — это успех. Наши читатели не слишком Ваши большие поклонники. Нет, ни для успеха, ни для рекламы Вы не были нам нужны в день похорон. Мы, граждане России, хотели видеть, что глава страны с нами в эту минуту. Но гораздо больше мы были нужны Вам. Оставим эмоции бедным и наивным. Вы — президент. Положение обязывает Вас не к душевным движениям, а к трезвому расчету. Вместо того чтобы прийти на похороны, Вы похвалили министра обороны».[note]Минкин, Александр. «Президент о Грачеве». «Московский комсомолец», 22 октября 1994.[/note]
Через год, 20 октября 1995-го, Павел Гусев в эфире Московского канала признал, что статья Поэгли была не совсем корректной, и присутствовавший при этом министр принял эти слова как извинение. Гусев пожал ему руку. Александр Минкин обвинил главного редактора в предательстве. «Каждый чувствовал, что его предали, и никто не понимал — зачем», — написал он в «МК». Сам Минкин, Юлия Латынина и Алексей Меринов поначалу решили уйти из газеты, но все же остались. «Главный редактор газеты ‘Московский комсомолец’ Павел Гусев на прошедшей неделе извинялся трижды, — писал в те дни «Коммерсантъ-Деньги». — Сначала — перед министром обороны в прямом эфире. На следующий день, через газету, он взял свои извинения обратно, извинившись перед обиженным коллективом редакции и читателями. В третий раз (опять в прямом эфире) он извинился перед ведущим программы ‘Версии’ Сергеем Доренко, которого Гусев, по словам последнего, в какой-то момент успел назвать ‘подонком'».[note]Сагарева, Ольга; Жарков, Дмитрий. «…И лучше выдумать не мог». «Коммерсант-Деньги», 25 октября 1995.[/note]
Первым задержанным по делу 11 ноября 1994 года стал взрывотехник полковник ГРУ Владимир Кузнецов, но в июне 1995-го обвинение с него было снято. С февраля 1998-го по январь 1999-го были задержаны шесть бывших и действующих офицеров российской армии во главе с бывшим начальником разведки ВДВ Павлом Поповских. Дело дошло до суда через шесть лет после убийства. Министр был допрошен по делу в качестве свидетеля.
26 июня 2002 года Московский окружной военный суд оправдал обвиняемых за недостатком доказательств. Через два года они вновь предстали перед судом, но вновь были оправданы. Поповских получил с государства компенсацию за моральный вред в размере 2,5 млн рублей.
Родители журналиста Юрий и Зоя Холодовы в 2005 году подали в Европейский суд по правам человека жалобу на нарушение процессуальных норм, но суд отказался от рассмотрения дела из-за того, что убийство произошло до того, как Россия вступила в Совет Европы в 1996 году и ратифицировала конвенцию в 1998-м.
Убийство Дмитрия Холодова не раскрыто.