Расцвет российских СМИ

Журналисты в Буденновске: «Я, имярек, добровольно выезжаю с группой Шамиля Басаева без каких-то ни было предварительных условий»

14 июня 1995 года в России произошел беспрецедентный в ее истории теракт. Террористы под управлением Шамиля Басаева вошли в Буденновск Ставропольского края и напали на РОВД, отделение почты, Сбербанка, городскую администрацию, медучилище  и больницу. Они взяли в плен 1952 человека и потребовали прекратить войну в Чечне. В ходе теракта несколько журналистов стали добровольными заложниками – в обмен на захваченных террористами.

Террористы проводят пресс-конференцию в здании больницы. В центре — Шамиль Басаев, руководитель террористической операции. Фото Константина Тарусова /ИТАР-ТАСС/.

За три дня до событий о возможном распространении террора на территорию России говорил первый президент самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия Джохар Дудаев. Как вспоминают помощники первого президента России в книге «Эпоха Ельцина», 11 июня его интервью было опубликовано в австрийском журнале под заголовком «Война нам нужна. Распространение войны на территории России является не только террором, но закономерностью, которая зависит от меня».[note]Батурин Ю. М., Ильин А. Л., Кадацкий В. Ф. и др. «Эпоха Ельцина. Очерки политической истории». «Вагриус», 2001.[/note] Впрочем, уже после захвата города представитель Джохара Дудаева заявил, что террористы к нему отношения не имеют, и возложил ответственность на Москву. «Неофициальный представитель президента Джохара Дудаева в Москве Хамад Курбанов заявил корреспонденту Postfactum, что акция в Буденновске – ‘провокация, организованная и осуществленная Москвой с целью дестабилизации обстановки на Северном Кавказе’», — писал в те дни «Коммерсант».[note]Отдел преступности. «Теракт в Ставрополье». «Коммерсант», 15 июня 1995.[/note]

Согласно версии помощников президента Ельцина, в Буденновск приехала колонна из трех «КамАЗов» и «Жигулей» с милицейскими опознавательными знаками и «кустарно выполненной синей полоской и мигалкой». Люди в «Жигулях» были одеты в милицейскую форму, выглядели как славяне и говорили без акцента, а все автомобили были без госномеров». На милицейский приказ «остановиться» на КПП на 104-м километре дороги Георгиевск — Каспийск в направлении Буденновска, ответ был такой: «Колонна досмотру не подлежит и везет груз ‘200’ в Ростов из Чечни».[note]Батурин Ю. М., Ильин А. Л., Кадацкий В. Ф. и др. «Эпоха Ельцина. Очерки политической истории». «Вагриус», 2001.[/note]

«Милиционеры КПП не стали досматривать кузова, посчитав это кощунством, — писал в те дни «Коммерсант». – В результате колонна практически беспрепятственно дошла до расположенного неподалеку Буденновска. Когда она вступила в город, из машин выскочило около 100 человек в камуфляже, вооруженных автоматами, пулеметами и гранатометами. Первым делом террористы направились к местному отделу милиции и попытались взять его штурмом. Однако это нападение удалось отбить. В ходе отражения штурма погиб начальник криминальной милиции города и пять участковых инспекторов».[note]Отдел преступности. «Теракт в Ставрополье». «Коммерсант», 15 июня 1995.[/note]

После неудачной попытки захватить РОВД террористы стали захватывать административные и жилые здания. «В ходе акции они периодически стреляли в мирное население и давили его захваченным в Буденновске автотранспортом, — отмечала газета. — В течение нескольких часов боевикам удалось захватить больницу, поликлинику, местное отделение Сбербанка, а также городской узел связи. Из-за этого в 15.00 была прервана телефонная связь с Буденновском. Захватив больницу, преступники установили на крыше крупнокалиберный пулемет. Из него они обстреливали окрестности, не позволяя гасить повсеместно возникающие пожары. Еще два пулемета вели огонь с крыш местного банка и здания городской администрации. По некоторым данным, основной целью нападавших был захват Буденновского завода полимерных материалов. Взрыв этого предприятия мог вызвать в крае экологическую катастрофу. <…> К вечеру к городу подтянулись подразделения внутренних войск и милиции и выбили боевиков, которые начали отступать к чеченской границе, захватив с собой более ста заложников. Погибло несколько десятков горожан».[note]Там же.[/note]

«Террористы гоняли по центру города на машинах, стреляли по окнам и собирали заложников, — отмечал в те дни «Московский комсомолец». — Подожгли Дом детского творчества, взорвали банк, разлетевшиеся деньги не собирали. Колонну заложников человек из 300 (в том числе женщин и детей) под конвоем отвели в больницу и загнали в подвал. Туда же спустили больных и медперсонал, которые находились в больнице. Там они и просидели всю ночь и весь следующий день».[note]Калинина, Юлия; Тетерин, Сергей.  «Началась бойня в России. Наши корреспонденты передают из Буденновска». «Московский комсомолец», 16 июня 1995.[/note] (Читать интервью с Юлией Калининой проекту YeltsinMedia.)

Выпущенные из больницы Буденновска заложники. 19 июня 1995 года. Фото Сергея Величкина /ИТАР-ТАСС/

Пресса недоумевает. «У всех сегодня возникает вопрос, как могло случиться, что вооруженный до зубов отряд полевого командира Шамиля Басаева смог прорваться из Чечни на 60 километров в глубь Ставропольского края? – пишет в те дни «МК». – Особенно если учесть, что весь север республики жестко контролируется федеральными войсками. ‘КамАзы’ с боевиками не спрячешь, особенно когда на всех дорогах кордоны и блокпосты внутренних войск МВД. Пограничники считают, что они просто не могли воспрепятствовать продвижению боевиков, ибо север республики, а, по их мнению, боевики прорвались именно оттуда, ими не контролируется. Все пограничные посты располагаются только со стороны Ингушетии и Дагестана. Министерство обороны категорично заявило: войсковые подразделения ведут боевые действия и в охране дорог не участвуют. Все же случившееся, по их мнению, есть следствие бардака в МВД и ФСБ. Осведомленные люди в Министерстве обороны сообщили ‘МК’, что в ликвидации террористов в Буденновске армейские подразделения не задействованы (‘на это у них есть свои ‘Альфа’ и ‘Витязь’). На военных возложена охрана важных объектов, в частности под усиленную охрану взят местный военный аэродром, где размещается вертолетный полк. Что же касается родной Буденновску 21-й отдельной воздушно-десантной дивизии, которая сейчас воюет в южных горных районах Чечни, то она приведена в полную боевую готовность».[note]Колпаков, Александр; Оверчук, Алексей. «Началась бойня в России. Силовики сваливают вину друг на друга». «Московский комсомолец», 16 июня 1995.[/note]

Анатолий Куликов, командовавший в то время внутренними войсками МВД, так объяснял проникновение боевиков в Буденновск. «Несмотря на настойчивые требования силовиков и МВД ввести режим чрезвычайного положения, этого сделано не было, — рассказывал он. — Когда нет режима ЧП, движение за пределами республики свободное: в любом месте человек имеет право выехать и уйти. У нас не было возможности контролировать движение. Это к вопросу о том, как Басаев оказался за пределами Чечни. Басаев целенаправленно двинулся на Буденновск. Это было сделано в отместку за бомбардировку Чечни, во время которой был разрушен его дом и погибла его семья. Басаев шел на Буденновск, где находилась армейская и фронтовая авиация, я имею в виду подразделения Северо-Кавказского военно-воздушного округа. Никакие Минводы не могли быть его целью. Он пытался захватить аэродром, но получил отпор и тогда поступил диким и варварским образом – безоружных и беззащитных людей захватил и согнал в больницу».[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Анатолий Куликов. Я лично принял решение не пускать боевиков в Чечню». 16 июня 2015. http://speakercom.ru/columns/715[/note]

Впрочем, у главы ФСБ Сергея Степашина была на этот счет другая версия. «Город никто не захватывал, — говорил он. – В глубь страны никто не заезжал. Да, бандиты хотели попасть в Кавминводы, захватить самолет и лететь в Москву. Так что события, произошедшие в Нью-Йорке в 2001 году, могли произойти у нас еще в 1995 году. Дойти до Кавминвод не смогли, поэтому эти трусливые шакалы захватили больницу. А в Буденновск бандиты попали из-за коррупции и предательства постовых милиционеров. Но с другой стороны, именно буденновские милиционеры, некоторые ценой собственной жизни, остановили бандитов».[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Сергей Степашин. Спецслужбы знали о возможном «походе» Басаева, но сработал русский авось» 16 июня 2015. http://speakercom.ru/columns/712http://speakercom.ru/columns/712[/note]

Во время теракта президент России в стране отсутствовал. И его решение все же поехать, несмотря на трагедию, на запланированную встречу с лидерами G7 в канадском Галифаксе, было встречено его критиками с осуждением. Главный редактор «Известий» в 1984-1990 годах Иван Лаптев, ставший тем же летом руководителем Госкомпечати, писал в мемуарах, что Ельцин, «зная о захвате больницы и заложников, на следующий день спокойно вылетел в город Галифакс, в Канаду, пообещав перед отлетом потом сделать ‘выводы и оргвыводы’». «Это было 16 июня, — писал Лаптев. — Вернулся он 19-го. В это время банда Басаева находилась еще в Буденновске. Она пробудет там еще 7 часов. Президент в Кремль не поехал, отправился отдыхать… Через день он послал в Буденновск секретаря Совета безопасности О. И. Лобова — разбираться. Лобов, изучив обстановку, позвонил президенту и внес предложение приехать в Буденновск, поговорить с людьми, успокоить их. Ельцин ехать в Буденновск отказался…»[note]Лаптев, Иван. «Власть без славы». «Олма-пресс», 2002.[/note]

В отсутствие первого лица в разрешение кризиса включился премьер-министр Виктор Черномырдин, который «под камеры» вступил в переговоры с Шамилем Басаевым. Эта сцена запомнилась многим. Анализировавшая освещение теракта телевидением журналист Галина Черменская писала в те дни об изменившемся телевизионном образе премьера. «Гениальный ход, неизвестно кем придуманный, — вести переговоры с Басаевым под прицелом телекамер, — повернул ситуацию на 180 градусов, — писала она. — Беспрецедентная (что уже всеми отмечено) возможность любому желающему ‘присутствовать’ при принятии экстренных решений государственной важности обладала такой эмоциональной силой, что разом вытеснила все прежние впечатления о премьер-министре. В считанные минуты исчезло Официальное лицо, ‘хозяин газовой заслонки’, глава правительства, ответственный и за войну в Чечне, и за экономические провалы, и пр., и пр. Экранный Черномырдин превратился в ‘просто человека’. Единственного из руководителей, имевшего мужество взять на себя ответственность в критический момент. С риском для своего будущего, забыв о собственном престиже, спасающего людей. <…> Фамилия Черномырдин превращается в почетное звание.  <…> В понедельник к вечеру, когда в эфир вышли ‘Вести’, ‘Подробности’ и ‘Версии’, образ героя-одиночки, противостоящего как силовым структурам, так и, возможно, Президенту, был в общих чертах сформирован. Тем более что сам премьер окончательно вышел из роли молчаливого свидетеля чеченских событий, заявив с неожиданной для него эмоциональностью, что бойню в Чечне пора кончать и что дело тут вовсе не в заложниках. Во вторник определения ‘самый популярный человек в России’, ‘самый популярный политик’ звучали в телеэфире как нечто само собой разумеющееся. Предупреждения о возможных провокациях в отношении колонны с террористами и добровольцами еще более усиливали произведенный эффект: настоящему герою всегда угрожают козни врагов. Чем успешней работал новый имидж премьера, тем более неудачным – по контрасту – выглядел телевизионный образ Президента. Первый на экране был максимально активен, другой, казалось, самоустранился; один открыто высказывал свою точку зрения, позиция второго оставалась в тумане. Один день и ночь оставался в поле зрения телевидения, второй, особенно по приезде в Россию, к журналистам не спешил. Сделанные в Галифаксе заявления – о предварительной договоренности с Ериным насчет штурма, о Дудаеве, просившем убежища в Турции, — тут же опровергались даже ‘сочувствующим’ ОРТ. Зрелище веселого Президента, шагающего со столь же веселым Козыревым по улицам благополучного Галифакса или радостно смеющегося с ‘друзьями’ из ‘семерки’, явно диссонировало в программах новостей с только что показанными кровавыми репортажами из Буденновска».[note]Черменская, Галина. «Премьер – герой, а президент – хозяин? Смена вех в телеэфире». «Общая газета», 22 июня 1995.[/note]

Тогда же, в июне 95-го, пресса писала о патовой ситуации — и во внутренней и во внешней политике — в которой оказался президент перед поездкой в Галифакс, о том, что ему «еще нечего требовать, но уже нечего просить» у мирового сообщества. «Борис Ельцин приедет в Галифакс представлять страну, которая за минувший год не обрела ничего, но зато растеряла очень многое из того немногого, чем обладала, — отмечал журналист «Известий» Владимир Надеин. — Год спустя после Неаполя, где ему еще было что обещать, ситуация резко изменилась. В Галифаксе российскому президенту еще нечего требовать, но уже нечего просить. Только ужасом перед российским хаосом можно объяснить выделение крупного кредита Международным валютным фондом. 6,8 миллиарда долларов, полученных на условиях унизительного помесячного контроля, к собственно экономике отношения не имеют. Свой налет на Буденновск дудаевцы, безусловно, подгадали под Галифакс. Еще один удар ниже ватерлинии нанесли Ельцину в американском конгрессе, фактически приостановив финансирование по программе Нанн-Лугар. Свершилось то, о чем предупреждали Ельцина и Козырева в течение полугода. Предупреждали все, в том числе и американский президент Билл Клинтон, которого трудно обвинить в нелояльности. Он стоял за российского коллегу до последней черты. Вполне вероятно, что эта черта осталась уже позади. Запад не принял всерьез претензии на полноценное участие в совещании семи самых влиятельных политиков мира. Более того, госсекретарь США Уоррен Кристофер уже определил перспективы на следующий год. Он сказал, что ‘своей чеченской политикой президент Ельцин нанес удар по шансам России’ приткнуться со своим креслом к овальному столу ‘большой семерки’».[note]Надеин, Владимир. «В Галифаксе Ельцину будет труднее, чем год назад в Неаполе». «Известия», 16 июня 1995.[/note]

Впрочем, биограф Ельцина Тимоти Колтон рассказывает в своей книге о том, как президент переживал произошедшее в Буденновске. «На совещании Совета безопасности 30 июня он сделал удивительное заявление, что собирается покинуть пост президента, поскольку начал проигранную войну, — пишет американский историк. — Члены совета просили его не делать этого, и он взял свою угрозу назад. ‘Не думаю, что со стороны Ельцина это было просто игрой, — пишет не всегда симпатизировавший ему Евгений Примаков, который присутствовал на совещании в качестве директора Службы внешней разведки. — Он очень тяжело переживал все, что было связано с Чечней’».[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». «КоЛибри», 2013.[/note] «Мы тогда впервые столкнулись с таким масштабным варварским террористическим актом, — говорил годы спустя пресс-секретарь Бориса Ельцина Сергей Медведев. — Более глубокий опыт был у израильских спецслужб. У нас опыта борьбы с такими масштабными и кровавыми террористическими актами не было. Поэтому действовали в основном по обстановке, опираясь на тот опыт, что был, который накопили».[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Сергей Медведев. Мы впервые столкнулись с таким варварским террористическим актом». 16 июня 2015.[/note]

По данным «МК», террористы выдвинули три требования: вывести федеральные войска из Чечни, начать переговоры с Дудаевым на уровне Ельцина и Черномырдина, а самим террористам дать возможность беспрепятственно уйти в Чечню.[note]Калинина, Юлия; Тетерин, Сергей.  «Началась бойня в России. Наши корреспонденты передают из Буденновска». «Московский комсомолец», 16 июня 1995.[/note] Егор Гайдар позже писал в мемуарах: «Очень хорошо представил себе дальнейшее развитие событий. Никакая «хирургическая операция», разумеется, не получится, заложников освободить не удастся, будет кровавое месиво. После этого – массовые, стихийные, частично инспирируемые античеченские выступления по всему Северному Кавказу, в других районах России, случаи самосуда, ответные террористические акты и, как неизбежная реакция на них, ужесточение полицейского режима, введение чрезвычайного положения. И прощай демократия».[note]Гайдар, Егор. «Дни поражений и побед». «Вагриус», 1996.[/note] Он описывает, как звонок правозащитника Сергея Ковалева, прибывшего в Буденновск вместе с депутатами фракций «Выбор России» и «Яблоко» Михаилом Молоствовым, Юлием Рыбаковым, Александром Осовцовым и Валерием Борщовым, повлиял на ход переговоров. «Идет беспорядочный штурм больницы, стрельба по ней, в том числе из БТР, никакой организованной операции по освобождению заложников не получилось, и ясно, что не получится, просто перебьют кучу народа, — продолжал Гайдар. – Ковалеву передали через одного из отпущенных заложников предложение Басаева договориться о временном прекращении огня и, в обмен на него, отпустить часть беременных женщин и женщин с новорожденными из родильного отделения. Сергей Адамович просит меня связаться с кем-нибудь из руководителей, способных принять такое решение, попытаться убедить в его необходимости. Ельцина нет в Москве, он вылетел в Канаду на совещание ‘семерки’. Прямо из дома по городскому звоню Виктору Черномырдину. Практически в ту же минуту соединяют. По опыту знаю, что именно в таких кризисных ситуациях у премьера иногда вдруг неожиданно смолкает телефон, никому не хочется брать на себя ответственность. Передаю Виктору Степановичу содержание разговора с Ковалевым, убеждаю в необходимости прекратить огонь. Надо спасти хотя бы столько людей, сколько можно спасти. Он соглашается, говорит, что отдаст соответствующее распоряжение. Днем выступаю на съезде ‘ДВР’, говорю о том, что наша позиция по вотуму недоверия правительству будет в определяющей степени зависеть от эффективности усилий по разрешению кризиса в Буденновске с минимальными жертвами. Параллельно постоянно держу телефонную связь с Буденновском».[note]Там же.[/note]

19 июня Шамиль Басаев потребовал для прикрытия своего ухода из Буденновска 100-150 заложников, а также сопровождения журналистов. Добровольцев было 139 (по другим сведениям – 114), отмечала газета «Сегодня».[note]Городецкая Наталья. «Буденновск хоронит погибших». «Сегодня», 21 июня 1995.[/note] Среди них было 16 журналистов (по другим данным – 11 или 13), 5 врачей, 1 фельдшер, 9 депутатов. По данным коммерсантовского корреспондента Сергея Тополя, добровольцами также стали 9 водителей и еще 114 мужчин.[note]Тополь, Сергей. «Буденновск. Репортаж под прицелом». «Де-факто», 2005.[/note]

О том, что идея включить журналистов в список требований принадлежала ему, написал позже Валерий Яков. «Я попросил Шамиля вписать одним из обязательных пунктов требование включить в сопровождение прессу, потому что было совершенно очевидно — штаб не подпустит журналистов для нормальной работы, — рассказывал он на страницах «Известий». — Ковалев поддержал эту идею, что впоследствии нам действительно помогло попасть в автобусы».[note]Яков, Валерий. «Как это было». «Известия», 23 июня 1995.[/note]

Журналисты, ставшие добровольными заложниками в Буденновске:

Андрей Бабицкий
Ильяс Богатырев
Федор Гладких
Алексей Дитякин
Юлия Калинина
Наталья Медведева
Сергей Плужников
Алексей Самолетов
Анатолий Стреляный
Сергей Тополь
Валерий Яков

Одним из добровольных заложников оказался Федор Гладких из «Сегодня».

«Ночь с воскресенья на понедельник тянулась долго, мучительно долго, — отмечалось в материале газеты. — Начиная с вечера с Шамилем Басаевым велись изнурительные переговоры. Премьер Виктор Черномырдин в ту ночь согласовывал с главарем боевиков все детали предстоящей операции по освобождению заложников. Террорист хитрил — постоянно менял свои требования. То он делал вид, что не понял какой-то формулировки, то притворялся, что не расслышал фразы. Все недоразумения разрешал генерал Виктор Медведицков — начальник УВД Ставропольского края. Наконец был утвержден маршрут движения, количество необходимых террористам заложников-добровольцев, а также потребное число транспортных средств, порядок движения колонны и прочие условия. Оставалось лишь ждать сигнала… <…>

К утру среди заложников начался отбор добровольцев. Естественно, что ими стали в основном мужчины. Правда, пятеро женщин все же пожелали разделить свою участь с другими заложниками и изъявили желание отправиться в неизвестность. Вызвалась сопровождать террористов вместе с заложниками и группа журналистов – их набралось человек пятнадцать. Интересно, что войти в автобусы отказались все без исключения иностранные журналисты. Подобный шаг они объяснили тем, что в журналистской практике европейцев и американцев этого не принято. Кроме того, ‘их’ журналистская этика рассматривает подобное поведение как ‘способствование террористам в осуществлении их замыслов’. Но самый весомый аргумент, по всей видимости, — это то, что при таких обстоятельствах страховые компании не производят никаких выплат, и журналистам приходится действовать на свой страх и риск. Лишь позже колонну догонит авто с репортерами Reuter.  <…>

11.30. Разыгрывается комедия абсурда – МВД начинает готовить журналистов ‘в последний путь’. По сути дела, это должен был делать руководитель Центра общественных связей МВД РФ полковник Владимир Ворожцов, находящийся в Буденновске. Поэтому хотелось бы именно ему задать вопрос, кто готовил тот хамский документ, который был представлен журналистам на подпись. Приводим его дословно:

‘Я, имярек, добровольно присоединяюсь к бандитской группе Шамиля Басаева и выезжаю с ним в Чеченскую Республику, осознавая все возможные последствия своего решения. Дата, подпись’. Человек, даже в минимальном объеме знакомый с логикой, поймет из документа, что журналисты, да и все те, кто рисковал ради освобождения женщин и детей, приравниваются если не к бандитам, то к их сообщникам. Все репортеры-добровольцы как один отказались подписать эту издевательскую бумагу – в результате еще два часа мучительного ожидания, пока горе-сочинители в милицейских погонах ‘родят’ новую. Кстати, никто не удивится, если после того, как все кончится, многие такие вот горе-освободители, в том числе и из НОС МВД, украсят себя орденами ‘За личное мужество’, а то и генеральскими погонами.

13.30. Приносят новые бланки расписок. Их формулировка тоже далека от совершенства, но медлить уже невозможно — ситуация накалена до предела. Журналисты, проклиная эмвэдэшное ‘товарищество с неограниченной безответственностью’, подписывают бумагу. Вот ее текст:

‘Я, имярек, добровольно выезжаю с группой Шамиля Басаева без каких-то ни было предварительных условий. Дата, подпись’».

Сергей Тополь, позже написавший книгу воспоминаний «Буденновск. Репортаж под прицелом», тоже согласился стать добровольным заложником.[note]Тополь, Сергей. «Буденновск. Репортаж под прицелом». «Де-факто», 2005.[/note] Вот как он описывает момент переговоров:

«Честно говоря, у меня не было желания сопровождать Басаева, и я никуда не записался. Но наблюдать за тем, как суетились коллеги, было весьма любопытно. Особенно, когда Медведицков раздал им отпечатанные под копирку на машинке заявления о том, что они «добровольно присоединяются к банде Басаева» и тем самым берут всю ответственность за свой поступок на себя.

Присоединяться к банде добровольно никто не хотел, и ехать стало некому. Наступила патовая ситуация. Тогда Медведицков изменил правила игры, написав на листке бумаги шариковой ручкой другой текст. «Согласен добровольно сопровождать группу Ш. Басаева без предварительных условий и осознаю ответственность за принятое решение». Иностранцев и эта формулировка не устроила.

В итоге первыми документ подписали, если мне не изменяет память, Алексей Самолетов с канала РТР (его оператор не поехал), раненые Наталья Медведева и Володя Ладный, а также Ильяс Богатырев.

— Нужно 16 человек, — сказал Медведицков.

Все молчали. И тут завелась Наталья Медведева.

— Как вам не стыдно..

— Поехали, — подошел ко мне корреспондент газеты ‘Сегодня’ Федор Гладких. — Мы с Лешей Дитякиным (фотограф ‘Сегодня’) решили ехать. Интересно.

Ничего интересного я не видел. В этот момент бумагу подписал известинец Валерий Яков.

— Поехали, — опять позвал Гладких.

Я представил, как заместитель главного редактора ‘Коммерсанта’ Леонид Злотин, который очень ревниво относился ко всем публикациям в ‘Известиях’ и ‘Сегодня’, спрашивает: ‘А почему там не было нашего репортера?’ И пошел подписывать бумагу. По дороге встретил Оппа, который решил остаться. С горем пополам набралось 13 журналистов…»

«В автобусах рассаживались в таком порядке, — отмечала «Сегодня». – У окон – заложники (139 вывезенных из Буденновской больницы, 15 журналистов и 6 депутатов), в проходах – террористы (около 120 человек). За автобусами следовал рефрижератор с телами 15 погибших. Боевики –практически все в наголовных повязках цвета знамени пророка, многие в масках и скрывающих лица повязках –были настроены очень серьезно, насторожены, постоянно принимались кричать ‘Аллах акбар!’. Это нисколько не добавляло спокойствия заложникам, и без того издерганным постоянными сложностями переговоров и неопределенностью своего положения. Наконец автобусы тронулись. Рядом с корреспондентом ‘Сегодня’ на сиденье оказался Асланбек – ближайший помощник Шамиля Басаева. Во время долгой дороги со своим непосредственным ‘опекуном’ наш корреспондент узнал, что 34-летний Асланбек, мечтавший стать адвокатом, ушел воевать с третьего курса юрфака Грозненского университета. ‘Война поломала мне всю жизнь’, – признался тот. Правая рука Басаева сказал, что он не хочет никого просто так убивать, но ему действительно дороги свобода и независимость его родины. Вообще Асланбек вел себя очень выдержанно, чего нельзя было сказать о нескольких молодых боевиках, находившихся в другом автобусе. Двое из десятка раненых (один – в ногу, другой – в руку) находились под действием наркотиков, которые боевики используют как обезболивающее, и постоянно выкрикивали ‘Аллах акбар!’ и еще что-то на своем родном языке, хватаясь при этом за оружие и снимая его с предохранителя».[note]Санин, Григорий. «Заложники и журналисты вернулись в Буденновск. Этого возвращения могло и не быть». «Сегодня», 22 июня 1995.[/note]

Журналистом-добровольцем стал и Валерий Яков. Вот его версия происходившего, описанная им в газете «Известия» в те дни:

«Попытки депутатов и уже целой группы журналистов предложить себя взамен хотя бы некоторой части измотанных заложников ни к чему не приводили. Штаб упорно отказывался идти на это, начав хитрую казуистическую игру со словами ‘заложник’ – ‘доброволец’. Уловив в составленном накануне басаевском протоколе какие-то юридические лазейки, хитроумные штабисты настаивали на том, что согласно тексту протокола сразу после заявления премьера освобождаются якобы все заложники. А дальше живым щитом могут ехать только ‘добровольцы’, которые обязаны дать расписку, что никаких претензий за возможные последствия предъявлять не будут. Даже самому измученному басаевскому заложнику стало понятно, что это подпись под приговором самому себе. Даже в этой крайне трагической ситуации власти думали не о людях, а о том, как даже формально развязать себе руки и обезопасить только себя. У заложников выбора не было. Более ста мужчин и несколько врачей, находящихся в больнице, согласились именоваться добровольцами ради того, чтобы все остальные наконец обрели свободу.

Среди журналистов, получивших такое же предложение, разгорелись горячие споры. Все иностранцы наотрез отказались ехать без твердых гарантий со стороны российских властей, что их жизнь будет в безопасности. Штаб от заявления таких гарантий отказался. Брожения начались и в среде российских репортеров, особенно после того, как начальник ЦОС МВД Владимир Ворожцов подхватил брошенную мною фразу о готовности ехать ‘на любых условиях’. В штабе такие ‘условия’ сразу же утвердили, и под них из многочисленной журналистской братии вышли лишь пять, а затем — еще шесть человек. Всего — одиннадцать. Правда, в список записалось еще несколько человек, которые дошли до больницы, понаблюдали за происходящим и вернулись обратно. Таким образом, фигурировавшая долгое время цифра ‘16’ оказалась ошибочной».[note]Яков, Валерий. «Как это было». «Известия», 23 июня 1995.[/note]

«15.10. Наконец все сидят в автобусах, — говорится в другом материале «Сегодня». – Как правило, в каждой машине по 8-10 боевиков и по 30 заложников. Один террорист — рядом с водителем, а остальные на сиденьях, усадив у окон заложников и журналистов. В проходах сложена масса оружия — автоматов, пулеметов и гранатометов, вплоть до ручных ракет и мин. Все террористы предельно насторожены и возбуждены. Некоторые из них ‘под кайфом’. Своих раненых террористы посадили в один из автобусов. Там стоит тяжелый смрад от загнивающих ран, несвежей одежды и лекарств. В самих автобусах — страшное пекло, а впереди еще 200 километров пути».[note]«Долгие проводы». «Сегодня», 21 июня 1995.[/note]

Годы спустя корреспондент Федор Гладких вспоминал о Буденновске так:

«Журналистам предложили обменяться на заложников. Часть согласилась. Тут появился некий человек из пресс-службы МВД, который начал подсовывать чистые листы бумаги, на которых, если мне не изменяет память, надо было написать следующее: «Я, ФИО, добровольно вступаю в бандформирование Басаева, осознавая все последствия этого шага». Товарища из МВД вежливо так послали и начали садиться в автобусы. Жара была градусов тридцать, а в автобусах – под сорок точно. Очень хотелось пить. Боевики посадили нас к окнам, на прострел.

Тронулись. Помню, что передо мной журналист Сергей Тополь дискутировал с боевиком о творчестве Омара Хайяма… Колонна едет медленно, временами очень медленно. Темнеет, напряжение возрастает, все понимают: если и будет штурм, то скорее всего ночью. Я сижу рядом со старшим нашего автобуса, террористом Асланбеком Большим (году в 2000-м, по-моему, его поймали федералы, до суда он не дожил), он рассказывает, что учился и жил в Москве, что защищает родную землю и что на переговоры с федералами, на которые он ходил днем, носил две гранаты, спрятанные глубоко в штанах, поскольку сдаваться ему нет резона…

Наконец доехали до Зандака, и все террористы вдруг растворились в окрестностях. Мы практически сразу же отправились обратно – всем хотелось поскорее вернуться. Я всю дорогу спал, а оказавшийся в заложниках доктор-стоматолог все интересовался, как я себя чувствую – по его мнению, не может человек спать пятнадцать часов подряд…

Уже потом мы узнали, что «Альфа» могла успешно штурмовать больницу, но приказа так и не получила, и что решение атаковать колонну автобусов принималось и отменялось несколько раз. Мы видели, как садились вертолеты рядом с нами, потом мы узнали, что штурм отменили в последние секунды».[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Федор Гладких. Хорошо, что не грохнули с боевиками и не списали на боевые потери». 16 июня 2015. http://speakercom.ru/columns/713[/note]

21 июня освобожденные заложники и журналисты добрались до Буденновска. «Город встретил дождем, — отмечалось в газете ‘Сегодня’. — На подъезде к центральной площади многие бывшие заложники — здоровые крепкие мужики, мужественно выдержавшие пять дней заточения, не скрывая слез, тесно прижимались к стеклам автобусов: они возвращались домой живыми… Только после возвращения в Буденновск журналисты смогли понять, какой же опасности на самом деле до последних минут подвергались увезенные из города заложники, да и они сами. В частности, стало известно, что в тот момент, когда колонна басаевцев с заложниками остановилась в 30 км от Моздока, в Буденновске появились слухи о расстреле боевиками 14 заложников и одного журналиста. По сей день так и не удалось выяснить, кто и зачем распускал такие слухи. Однако можно предположить, что они были нужны для оправдания очередного штурма, план которого, по косвенным данным, действительно существовал. Судя по всему, он заключался в том, чтобы любой ценой задержать колонну и захватить террористов. При этом, видимо, возможные жертвы не учитывались — их, скорее всего, списали бы на счет террористов. Косвенно эти сведения подтверждают слова одного из ответственных сотрудников дагестанской милиции. Он ясно дал понять журналистам, что они ‘сильно подпортили предполагаемую операцию’».[note]Санин, Григорий. «Заложники и журналисты вернулись в Буденновск.Этого возвращения могло и не быть». «Сегодня», 22 июня 1995.[/note]

Среди журналистов, которые поехали в командировку в Ставрополье, были и совсем юные и неопытные. Годы спустя в книге, посвященной памяти главного редактора «Аргументов и фактов» Владислава Старкова, журналист Наталья Бояркина вспоминала, что он отправил ее в Буденновск через три дня после того, как она пришла в газету, вместе с Виктором Перушкиным, руководителем отдела по борьбе с криминалом. «Приехали мы в этот городок, который на самом деле был наполнен ужасом, — писала она. – И ужасом не от того, что творилось в самой больнице, где захватили заложников, хотя это само по себе кошмарно. Мы пришли в ужас от того, как вели себя наши солдаты. Во-первых, они были все полупьяными либо совсем пьяными. Они, например, мне кричали: ‘Девушка, девушка! Иди сюда в БТР, за это мы дадим тебе стрельнуть! Разве ты не хочешь стрельнуть?’ По городу валялись патроны, какое-то оружие… И все это никого не волновало. Я помню рассказ моего отца (он был комбригом морской воинской части) о том, как строго с них спрашивали, если у них пропал ОДИН патрон! Так весь город ‘стоял на ушах’, чтобы найти его. Это было ЧП. А здесь, пожалуйста, бери — не хочу. Какой-нибудь ребенок мог наступить на мину, его могло убить! Но это никого не трогало! В общем, кошмар. Мы с Виктором Перушкиным вернулись из этой командировки героями, так как давали оттуда замечательные репортажи. Мы же с ним в самое пекло войны влезли, прошли в эту самую больницу, после того, как вывели оттуда заложников. Страшное было зрелище, потому что, во-первых, стоял жуткий запах, на стенах — перья вперемежку с запекшимися мозгами, там расстреливали людей. Почему перья? Потому что прикладывали к голове приговоренного подушку, сквозь нее стреляли, и пух с мозгами разлетался во все стороны. И вот когда мы Старкову все это рассказали, он очень долго молчал, видимо, осмысливая это, а потом сказал: ‘Прости меня, что я туда тебя послал. Я не знал, что у тебя маленький ребенок’. Моей дочери тогда еще и пяти лет не было. ‘Если бы я знал!’ — так он ‘убивался’. А я ему говорила, что мне даже в голову не пришло отказаться от этой командировки, и даже подумать, что там со мной может что-то случиться. Старков меня этим потряс. ‘Прости меня’, — сказал главный редактор девочке, которая работала ровно три дня. Это один из самых ярких эпизодов моих взаимоотношений с главным».[note]Желнорова, Наталья. «Мир и война Владислава Старкова: книга воспоминаний». Москва, «Время жить», 2010.[/note]

Между тем телекритик «Общей газеты» Ирина Петровская отмечала в те дни, что в борьбе «за первенство в освещении трагических событий в Буденновске победило радио», а именно – «Свобода» и «Эхо Москвы», которые «давали наиболее оперативную, полную, подробную и точную информацию о происходящем, избегая при этом словосочетаний, которыми изобиловали сообщения телекомпаний: ‘Только для нашего канала’; ‘Мы единственные, кто сейчас работает в эфире’». «Трудно по горячим следам ставить оценки и распределять призовые места – все телекомпании работали, вероятно, на пределе своих возможностей, — писала она. – Как и прежде, оперативнее, обстоятельнее, точнее других были новости НТВ – именно они вечером во вторник донесли, наконец, до зрителя долгожданную весть: заложники-добровольцы свободны. Журналисты радио ‘Свобода’ сообщили об этом в половине девятого вечера, за полчаса до начала программы ‘Время’. ‘Время’ подробно изложило обстоятельства дня, перепутало хронологию, объявив почему-то, что движение автобусов из Буденновска в Чечню началось в 5 утра этого дня, тогда как это произошло в середине дня предыдущего. И ни словом до конца выпуска не обмолвилось о том, что заложники уже освобождены. Татьяна Комарова вновь появилась на экране через час сорок пять минут после происшедшего — тогда лишь, когда поступило официальное известие ИТАР-ТАСС. Российское телевидение, в отличие от новостей первого канала, выходивших в эфир дежурно, в начале каждого часа, даже когда сообщить было нечего, держало зрителей в курсе событий постоянно, но по мере поступления информации, отличившись, как и раньше, в ночном эфире. Переговоры Черномырдина с Басаевым первыми показали ‘Вести’. На первом же канале, решившем, очевидно, доказать, что он, действительно, первый, происходили вещи подчас необъяснимые. В субботу генеральный директор ОРТ Сергей Благоволин сообщил в программе ‘Время’, что Совет директоров ОРТ в связи с драматической ситуацией в Буденновске принял решение отменить все развлекательные передачи, и выразил надежду, что зрители поймут и одобрят этот вынужденный шаг. Часть развлекательных программ, действительно, отменили. Но в тот же субботний вечер в эфир как ни в чем не бывало вышло ‘Что? Где? Когда?’, а на следующий день вместо ‘Любви с первого взгляда’ показали новую — сугубо рекламную и сугубо развлекательную программу ‘Телемай’. До сих пор непонятно также, что подвигло ОРТ повторить скандальную встречу ‘Один на один’ Жириновского с Немцовым. Сомнителен и ее первый воскресный эфир. В самый острый момент, когда переговоры могли сорваться в любую минуту и безумный штурм больницы мог повториться, Жириновский в эфире первого и пока еще (в восприятии большинства зрителей) главного официального канала заявляет о необходимости штурма, произносит в адрес террористов откровенные оскорбления, сообщает, что депутат ЛДПР Кашпировский находится в больнице, пытаясь воздействовать на главаря бандитов. ‘Что ж вы раскрываете планы, — удивляется Любимов, — вдруг Басаев услышит?’ ‘Нет, исключено, — уверенно возражает Жириновский. — В больнице ни телевидение, ни радио не работают’.  Жириновский солгал или просто не знал то, о чем он так самоуверенно говорил. Но Любимов обязан был выяснить, работает ли в буденновской больнице телевизор. А он работал — и это мы увидели в тот же день, в одном из репортажей. <…> Удивил и ведущий программы ‘Версии’ Сергей Доренко. Мрачно улыбаясь, он посоветовал зрителям: ‘Если вы не легли спать, сходите на кухню, съешьте лишний бутерброд. Потому что в любой момент к вам в дверь могут постучать и взять в заложники. Тогда-то вы горько пожалеете, что отказались от лишнего бутерброда… Всего вам доброго’. <…>  Фильм ‘Чечня: истоки трагедии’, показанный первым каналом в понедельник вечером, когда исход трагедии был еще неизвестен, видно, давно ждал своего часа. Сделанный анонимными авторами из РИА ‘Новости’ на основе видеоматериалов спецслужб, он напоминает топорные большевистские агитки времен лапинского ЦТ. Когда объявлен мораторий на военные действия в Чечне, когда в Грозном идут переговоры по мирному урегулированию конфликта, а террористы уже едут по территории Чечни, с экрана нас убеждают в абсолютной неизбежности и даже полезности для России этой дикой и страшной войны».[note]Петровская, Ирина. «Общая газета», 22 июня 1995.[/note]

Председатель Правительства РФ Виктор Черномырдин ведет телефонные переговоры с Шамилем Басаевым, банда которого захватила город Буденновск. Фото Эдуарда Песова /ИТАР-ТАСС/

О теракте, в результате которого многие террористы ушли от ответственности, а переговоры с ними вели первые лица государства, мнения расходятся. Так, например, противниками переговоров спустя годы выступали и Сергей Степашин (ушедший в отставку с поста главы ФСБ после Буденновска),[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Сергей Степашин. Спецслужбы знали о возможном «походе» Басаева, но сработал русский авось» 16 июня 2015. http://speakercom.ru/columns/712http://speakercom.ru/columns/712[/note] и корреспондент «Сегодня» Федор Гладких.[note]SPEAKERCOM / СПИКЕРКОМ. «Федор Гладких. Хорошо, что не грохнули с боевиками и не списали на боевые потери». 16 июня 2015. http://speakercom.ru/columns/713[/note] А вот Егор Гайдар Виктору Черномырдину выражал в мемуарах благодарность за его действия. «По информации, которой имею все основания доверять, тогда ночью действительно было принято решение о штурме, и только предельно энергичное вмешательство Черномырдина позволило спасти людей, — писал он. — Я думаю, не только у меня есть основания испытывать благодарность Виктору Степановичу за его действия во время буденновского кризиса. В результате парадокс: страшный, варварский, кровавый террористический акт действительно послужил импульсом к мирным переговорам. Знаю людей, которые именно поэтому оправдывают Басаева. Сам категорически не принадлежу к их числу. Хорошо представляя себе расклад сил в российских верхах этого времени, убежден: то, что удалось спасти жизнь подавляющего большинства заложников, проложить дорогу мирным переговорам, – редчайшее стечение обстоятельств, примерно как если бы вы подбросили вверх монетку, а она возьми да и опустись на ребро. Думаю, буденновский кризис – один из тех ключевых моментов, когда угроза нависла не только над жизнью сотен людей, но и над самой российской демократией. <…> Чуть позже Черномырдин связывается с Ковалевым, предоставляет ему полномочия для проведения переговоров. Прогноз Ковалева оправдался, Басаев действительно согласился отпустить заложников, по существу, под одно условие – немедленное начало переговоров о мире в Чечне. Ночью эти договоренности перед телекамерами были подтверждены Черномырдиным в личном разговоре с Басаевым. Думаю, идея публичности этого разговора носила отнюдь не только политический характер. Сделав произошедшее достоянием гласности, Черномырдин резко ограничил возможности тех, кто был готов перечеркнуть любые достигнутые договоренности и организовать крупномасштабную авантюру со штурмом и непредсказуемыми последствиями».[note]Гайдар, Егор. «Дни поражений и побед». «Вагриус», 1996.[/note]

О том, что мирные переговоры стали исходом этого теракта, говорит в интервью YeltsinMedia и правозащитник Александр Черкасов. «В Буденновске (справедливости ради, добавлю: потом примерно так же удалось сделать в январе 1996-го в Кизляре) удалось в результате переговоров освободить большую часть из полутора тысяч захваченных в больнице заложников, заменив их заложниками добровольными, — вспоминает он. — Больше ничего подобного не было, — и в «Норд-Осте» в 2002-м, и в Беслане в 2004-м спецслужбы исключили подобную возможность, в итоге спецназ штурмовал здания, полные людьми. Со всеми вытекающими последствиями». (Читать интервью полностью.)

А биограф Бориса Ельцина Тимоти Колтон заключает: «После событий в Буденновске военная операция в Чечне стала постепенно сворачиваться. 30 июля Москва подписала с боевиками соглашение о прекращении огня, разоружении чеченских формирований и выводе войск из республики. В конце 1995 года Доку Завгаев формально вернулся на должность главы чеченского правительства, и были назначены выборы. Но боевики, укрывшиеся в горах, продолжали нападать на федеральные войска и их сторонников, похищения и убийства стали нормой жизни, а разоружения не произошло. Гибель Дудаева в апреле 1996 года практически не повлияла на все усиливавшееся желание населения России найти выход из ситуации. Предстоящие летом 1996 года президентские выборы требовали решения этой насущной проблемы. Если и можно найти что-то утешительное в чеченском фиаско, так только то, что Ельцин не использовал войну как повод, чтобы задушить политические свободы в России. В ‘Президентском марафоне’ он пишет: ‘Если бы в те дни — а дни были очень острые… мы пошли на чрезвычайные меры, на ограничения свободы слова, раскол [между государством и обществом] был бы неминуем’. И это не пустые слова. В одну из нижних точек за время своего правления, пытаясь сохранить целостность России с помощью совершенно неподходящих для этого инструментов, Ельцин вполне мог бы ограничить демократические свободы во имя защиты государства, но предпочел этого не делать».[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». «КоЛибри», 2013.[/note]

Следующий громкий теракт в России произошел через полгода — в январе 1996-го, в дагестанском Кизляре, а позже угроза террора стала общемировой проблемой.

11 сентября 2002 года посол США в России Александр Вершбоу с супругой почтили память жертв террористического акта в переходе станции метро «Пушкинская». Фото Людмилы Пахомовой (ИТАР-ТАСС)

Читать другие лонгриды проекта.

Читать интервью проекта.

Вся хронология проекта.

Читать интервью автора в других СМИ.