Оппозиция требует телеэфира. Как на это отзываются демократические СМИ?
После распада СССР и образования новой страны оппозиция стала властью. Теперь бывший во главе протестного движения против Михаила Горбачева Борис Ельцин стал единственным и самым популярным лидером страны. Но одновременно он получил и оппозицию, состоящую из коммунистов, сторонников СССР, имперцев и других консерваторов.
9 февраля, через полтора месяца после воцарения Ельцина в Кремле, прошел первый стотысячный митинг на Манежной площади, организованный Российской коммунистической рабочей партией. Биограф президента Борис Минаев назвал это «первым с начала реформ массовым организованным выступлением против правительства и президента».[note]Минаев, Борис. «Ельцин». «Молодая гвардия», 2010.[/note] Митингующие требовали возрождения СССР, КПСС и формирования нового правительства. Руководство новообразованной партии во главе с Виктором Анпиловым, по свидетельству историка Владимира Согрина, «с самого начала сделало ставку на социальные слои, в наибольшей степени пострадавшие от радикальных экономических реформ».[note]Согрин, Владимир. «Политическая история современной России». «Прогресс-Академия», 1994.[/note] «Программное заявление партии состояло из простых и жестких требований: немедленная отставка правительства Ельцина-Гайдара, отмена грабительских цен на продукты первой необходимости, пресечение антинародной приватизации и развитие «советизации» российской экономики, беспромедлительное воссоздание СССР в соответствии с итогами мартовского референдума 1991 года. РКРП предложила и свой состав правительства «народного доверия», ключевыми министрами в котором оказались: обороны — генерал А. Макашов, сельского хозяйства — Ю. Слободкин, угольной промышленности — Т. Авалиани. Премьер-министром на пленуме ЦК был утвержден профессор А. Сергеев. <…> В качестве основной формы протеста против политики правительства партия избрала массовые демонстрации и митинги». Другими крупными движениями оппозиции стали Русский Национальный Собор, Фронт Национального спасения, блок «Народного согласия», блок «Гражданский союз», Народная партия «Свободная Россия» и др.
23 февраля прошла еще одна акция оппозиции, в которой пострадали, по данным «Коммерсанта», 65 демонстрантов и 21 милиционер. «В День Советской Армии 450 грузовиков, 12 тысяч милиционеров и 4 тысячи солдат дивизии им. Дзержинского заблокировали все улицы в центре города, включая площадь Маяковского, хотя накануне было объявлено, что перекроют лишь Бульварное кольцо, — писало издание в те дни. – Едва перед огражденной площадью начался митинг, как по толпе прошел слух, будто некий представитель мэрии сообщил, что Попов с Лужковым одумались и разрешили возложить цветы к Вечному огню. С победными криками «Разрешили! Разрешили!» толпа двинулась к Кремлю. Милицейские цепи тотчас рассеялись, а грузовики разъехались, образовав проходы. Однако вскоре цепи сомкнулись вновь, разделив колонну на несколько частей».[note]Сигал, Лев; Янаев, Евгений. «Кто под красным знаменем раненый идет? 74-я годовщина Советской Армии в Москве». «Коммерсант», 2 марта 1992.[/note] «Политическая атмосфера в Москве в этот период напоминала революционную обстановку в октябре 1917 года перед захватом власти большевиками, — отмечал позже в мемуарах пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков. – В целом по стране волна митингов пошла на убыль, но Москва еще бурлила. За пять месяцев 1992 года в столице прошло более 300 митингов, из них 200 несанкционированных, что явно свидетельствовало об элементах анархии в политической жизни».[note]Костиков, Вячеслав. «Роман с президентом. Записки пресс-секретаря». «Вагриус», 1997.[/note]
Став президентом Российской Федерации, свою популярность в обществе Ельцин стал терять довольно быстро. «В июле 1991 года наиболее известная советская социологическая организация ВЦИОМ (Всесоюзный центр изучения общественного мнения) Юрия Левады проанализировала отношение российского общества к Ельцину, — пишет другой биограф Ельцина, Тимоти Колтон. – Опрос показал, что доверие к нему было распределено неровно и для миллионов людей было небезусловным, но зависело от различных соображений. 29% опрошенных выражали новому лидеру эмоциональную поддержку («Я полностью поддерживаю взгляды и позиции Ельцина»), 11% одобряли его действия, «пока он остается лидером демократических сил» в стране. Эти основные 40% электората трудно назвать большинством, и эта цифра примерно на 20% ниже, чем результат, показанный на июньских президентских выборах. 11% россиян оценили Ельцина весьма неблагоприятно (эти люди не поддерживали его или были готовы поддержать кого угодно, кроме него). <…> Более поздние исследования, проведенные тем же методом, показали тревожное снижение поддержки. К марту 1992 года, спустя всего два месяца после начала рыночных реформ в России, количество респондентов ВЦИОМ, полностью поддерживавших Ельцина, сократилось до 11%, а его основной электорат — до 20%, то есть по сравнению с июлем 1991 года этот показатель упал вдвое. Количество настроенных резко против возросло до 18%. <…> К январю 1993 года только 5% россиян полностью поддерживали своего президента, 11% поддерживали его с оговорками, 22% было настроено резко против, а прямое большинство, 51%, не заняло ясной позиции».[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». КоЛибри, 2013.[/note]
Проигравшая во время путча оппозиция пытается получить доступ к эфиру главных каналов страны, но постоянно получает отказы. Во главе «Останкино» — назначенный указом Бориса Ельцина Егор Яковлев, сменивший Леонида Кравченко в августе 1991-го, во главе Всероссийской ГТРК — давний сторонник Ельцина Олег Попцов.
В это время критику позиции новых властей в отношении прессы можно встретить не только со стороны «красных». «Политические группы, стоящие у власти, так до сих пор не изменили привитые им «ленинские» взгляды на прессу как на коллективного пропагандиста и, вопреки заявлениям о независимости средств информации, стремятся поставить их под свой контроль, — отмечает автор «Коммерсанта» Валерий Погорелый. – Борьба за возможность использовать mass media против политических противников ведется под лозунгами обеспечения свободы слова и политического плюрализма».[note]Погорелый, Валерий. «»Останкино» не пойдет на переговоры с оппозицией». «Коммерсант», 10 июня 1993.[/note] При этом понятие плюрализма стало очень растяжимым только если не касается оппонентов, отмечает он. И приводит в пример Виктора Анпилова. Он недавно публично пожалел, что нет нового Дзержинского, способного расстреливать «контрреволюционеров». И, когда председатель комитета Верховного Совета по средствам массовой информации Владимир Лисин предложил руководству «Останкино» договориться о предоставлении тому эфирного времени, руководство в такой возможности категорически отказало. Автор «Коммерсанта» заключает, что в новых политических условиях, новые власти, которые нуждаются в «пропагандистском обеспечении жестких действий победителя», закручивать гайки будут, скорее всего, в области экономики. Сторонники получат экономические льготы, а «отлученные, столкнувшись с финансовыми трудностями, прекратят существование».
Первая крупная акция оппозиции, связанная именно с требованием эфира, проходит 12 июня, в День России. Пока официальные власти празднуют годовщину со дня утверждения суверенитета новой страны, в Колонном зале Дома союзов проходит первый съезд Русского национального собора. В нем, по данным «Коммерсанта», участвуют Василь Быков, Станислав Говорухин, Владимир Жириновский, Альберт Макашов, Игорь Шафаревич.[note]Самошин, Сергей. «’Останкино’ заставили справить День независимости России. Егор Яковлев встретил патриотов нарзаном». «Коммерсант», 15 июня 1992.[/note] Проведя митинг под лозунгом: «В отставку Ельцина и Гайдара», участники движения «Трудовая Россия», «Москва» и Союза коммунистов России, направляются в сторону телецентра. «Настоящие столкновения произошли возле самого телецентра, когда наиболее активные участники шествия кинулись разбирать металлические заграждения, а наиболее стойкие милиционеры попытались этому воспрепятствовать, — пишет «Независимая газета».[note]Красников, Евгений. «Тяжело в ученье – легко в бою». «Независимая газета», 16 июня 1992.[/note]
«Одного милиционера побили очень сильно, — отмечает «Коммерсант». – Затем 12 митингующих вместе со съемочной группой «600 секунд» и корреспондентом Ъ прорвались для переговоров в кабинет председателя телерадиокомпании «Останкино» Егора Яковлева». [note]Самошин, Сергей. «»Останкино» заставили справить День независимости России. Егор Яковлев встретил патриотов нарзаном». «Коммерсант», 15 июня 1992.[/note] Член «Трудовой России» Виктор Анпилов выражает такую претензию: «Телевидение стало танком, расстреливающим неокрепшую душу русского народа», а поэтому, считает он, нужна отставка председателя и предоставление ежедневного часа для оппозиции. «На переговоры в «Останкино», которые Егор Яковлев вел с оппозицией, я опоздал, — пишет в мемуарах глава второго канала Олег Попцов. – Полемика была уже на исходе. Зюганов подводил итоги и огласил нечто похожее на ультиматум — свод требований, на которых настаивает оппозиция. [Выступавший на стороне оппозиции генерал Александр] Стерлигов молчал. Когда к нему кто-то из его коллег обращался, он реагировал не сразу, пропуская мимо себя вопрос».[note]Попцов, Олег. «Хроника времен царя Бориса». «Совершенно секретно», 1995.[/note]
«Дать согласие на прямой эфир под таким давлением Яковлев счел «оскорбительным», — отмечает «Коммерсант», — но заверил, что в 17.35 выйдет передача о событиях дня с последующим обсуждением места для эфира». Самошин, Сергей. «»Останкино» заставили справить День независимости России. Егор Яковлев встретил патриотов нарзаном». «Коммерсант», 15 июня 1992. «Яковлев вновь подтвердил свой категорический отказ пустить «Трудовую Россию» в прямой эфир, — добавляет «Независимая».[note]Красников, Евгений. «Тяжело в ученье – легко в бою». «Независимая газета», 16 июня 1992.[/note] На это собравшиеся ответили решением голодать в его кабинете. «Голодовка было совсем уж началась, когда снимавший (Александр Невзоров) заявил, что он «не голодает, а только снимает», — продолжает «Коммерсант». — По этому поводу присутствующий здесь же начальник ГУВД Москвы Аркадий Мурашев предложил «скинуться по рублю». Невзоров повысил ставку до доллара, но потом передумал и заказал «Нарзан» за счет Мурашева. Тут выяснилось, что голодовка не «сухая», а «мокрая», и все присутствующие испили минеральную воду».[note]Самошин, Сергей. «»Останкино» заставили справить День независимости России. Егор Яковлев встретил патриотов нарзаном». «Коммерсант», 15 июня 1992.[/note]
За пять совместно проведенных часов было выпито пол-ящика минеральной воды, отмечает газета. Протестующие голодали до 24.00, «покуда в программе «Новости» не зачитали подписанное зампредом телерадиокомпании сообщение: «С 15 июня начнутся переговоры о будущей передаче для оппозиции»». Журналист «Московских новостей» Ольга Бычкова так отзывается о происходящем: «Когда основная масса демонстрантов (по некоторым данным, их было около 20 тысяч) разошлась по домам, полсотни человек продолжили «мокрую голодовку» (по свидетельству некоторых очевидцев, дополнительно размоченную горячительными напитками)».[note]Бычкова, Ольга. «Чернорубашечники зовут на баррикады». «Московские новости», 21 июня 1992.[/note] По ее оценке, «сухой остаток патриотических прожектов» — это «все, что составляло обязательный фон выступлений на соборе, что пережевывалось в кулуарах, прорывалось в докладах, но не вошло в программные документы, — все эти уныло-однообразные лозунги типа «Даешь русский домострой вместо еврейского талмуда» и «Русское телевидение – это ТВ без евреев».
«Московские новости», главным редактором которых до назначения на руководство телевидением был Егор Яковлев, в эти дни очень внимательно относятся к происходящему в «Останкино» и посвящают протестам много публикаций. «Слушая надрывный митинговый тон Анпилова, высказывания его коллег по оппозиции, сильно напоминающие дворовые сплетни, наблюдая, с какой самоуверенностью эти невежественные в области телерадиовещания люди требуют камеры «Бетамакс» (цитирую) и «прямого эфира» 22 июня, а дальше ежедневно 60 минут в интервале между 19.00 и 23.00, я с горечью поняла, что смотрю и слушаю людей из прошлого и – не дай Бог! – из будущего, — отмечает журналист Наталия Геворкян в том же номере. – За столом переговоров один из оппозиционеров, глядя в глаза Полторанину, произнес: ‘Мы понимаем, вы нас немножечко испугали’».[note]Геворкян, Наталия. «Что если замолчит Останкино». «Московские новости», 21 июня 1992.[/note] «Эта на самом деле горстка людей под окнами «Останкино», убогая и жалкая, поняла, что ее боятся, — заключает она. – Я явно представляю иной спектр общественного мнения (которого не боятся), поэтому с недоумением вынуждена констатировать: с кем сели за стол переговоров в «Останкино» во имя сохранения мира, мне непонятно. <…> Анпилов и Ко настаивают, что говорят от имени народа, толпящегося, правда негусто, внизу. На основной мотив лозунгов и разговоров внизу: во всем виноваты евреи. Завтра под окнами «Останкино» соберутся гомосексуалисты, представляющие, кстати, некоторую часть населения этой страны, и тоже потребуют регулярного «часа сексуальных меньшинств», а потом подтянутся, скажем, неонацисты и захотят регулярно выпускать программу «Гитлер с нами». И каждый раз будут штурмовать телевидение – прецедент уже есть – с анпиловским всхлипом: «Мы хотим, чтобы наши были на телевидении, наши!.. Я хочу комментировать мировые события!»
Журналист «Известий» Владимир Надеин выступает в том же номере «Московских новостей» со своей колонкой. «Так и не покаявшись в злодеяниях, не отмыв своих идолов от крови и грязи, большевики повели скромные, но решительные толпы на штурм бывшего Центрального телевидения, где окопались «жиды и журналисты», — пишет он. – Кончилось время плакатов и мегафонов, так и не потрясших мир за пределами Манежной площади. Настала пора кумачовых пролетарских стягов, которыми так удобно бить робкую милицию по голове. <…> От тягучей политической сонливости первыми, похоже, пробуждаются «наши». И вот уже те из демократов, кого природа наградила наиболее чуткими сейсмическими датчиками, все чаще кучкуются на собраниях «наших». В президиумах им, понятно, «местов» не дают. Опоздали, голубчики. Рылом или, культурнее, политическим портретом не вышли. Но в партер еще пускают. Чуть пониже Жириновского, чуть приметнее той мускулистой тетки, что вошла в историю, колошматя милиционера священным стягом».[note]Надеин, Владимир. «Жаркое лето началось в Останкине». «Московские новости», 21 июня 1992.[/note] А автор «Независимой» Евгений Александров видит за протестом оппозиции совсем не то, что большинство. Митингующие, на его взгляд, послали из «Останкина» четыре сигнала и они таковы: «1. В. Ландсбергису, Л. Кравчуку, М. Шаймиеву и руководителям других бывших советских республик – о том, что они глубоко правы, не доверяя России и русским. 2. Деловым кругам Запада, в первую очередь США, — о том, что реформы в России не пройдут и они могут не беспокоиться. 3. Всем народам России – о том, что права меньшинств будут при первой же возможности растоптаны. 4. Всем культурно и экономически развитым регионам – о том, что пора кончать с московским «империализмом»».[note]Александров, Евгений. «Бунт неудачников или проба мускулов? О чем просигналили из Останкина». «Независимая газета», 16 июня 1992.[/note]
«Коммерсант», проводя в те же дни анализ публикаций в СМИ, отмечает: «К акции «Трудовой Москвы» в Останкино газеты, лояльные к власти, отнеслись весьма эмоционально. «Так, «Известия» с ужасом заявили, что ничего подобного в России еще не случалось: «Улицы города захватили толпы опьяненных вседозволенностью громил и кликуш, которым с рождения неведомы элементарная мораль, этика, хоть какое-то уважение к человеческому достоинству». Негодование по поводу нецивилизованного поведения пикетчиков (нецензурная брань, оплевывание телецентра и его сотрудников) выразили и другие комментаторы. При этом в назидание оппозиционерам они продемонстрировали приемы цивилизованной полемики и употребляли в их адрес исключительно корректные выражения — типа «оголтело беснуются», «лезут на рожон», «шабаш безумцев», «необольшевистская свора» и т. п.»[note]Без подписи. «Пресса угрожает оппозиции правоохранительными органами». «Коммерсантъ Власть», 22 июня 1992.[/note]
Впрочем, есть на страницах прессы в те дни место и аналитике. «Закончившийся Русский Национальный Собор, собравший под свои знамена десятки партий и организаций, стал знаком того, что антиельцинская, антидемократическая оппозиция окончательно сформировалась, — пишет Дмитрий Слободянюк в «Российской газете. – Сейчас, когда с каждым днем растет недовольство людей снижением жизненного уровня, отсутствием конкретных результатов проводимых реформ и над обществом нависла реальная угроза массовой безработицы и краха сотен и сотен предприятий, число сторонников консервативно-патриотического фронта может стремительно расти. Отсутствие у правительства хоть какой-либо социальной политики, понятия национальных интересов во всех предпринимаемых действиях делает проводимые реформы еще более сомнительными и неустойчивыми. А стремление во что бы то ни стало расправиться с представительной властью, развязанная травля Съезда народных депутатов и парламента свидетельствуют о намерении довести реформы до конца любой ценой. В условиях, когда ни одна из сторон не склонна к компромиссам и согласованным действиям по преодолению охватившего страну кризиса, цена такой политики может оказаться чрезмерной и разрушительной».[note]Слободянюк, Дмитрий. «Русский национальный собор пойдет другим путем. Кому день светлый, кому – черный». «Российская газета», 15 июня 1992.[/note]
После акции 12 июня оппозиционеры выставляют рядом с «Останкино» палатки и остаются, с официального разрешения, пикетировать телецентр. А через десять дней, 22 июня, в 4.30 утра, пикет сносится милицией за четверть часа. Корреспондент «МН» Андрей Колесников, отправившийся описывать происходящее, рассказывает, что пикетчики отбивались железными кольями, прутьями и камнями, в результате чего пострадали 13 милиционеров, а 14 пикетчиков были арестованы. «Среди них тоже были пострадавшие, двое, их отправили в институт Склифосовского, — добавляет корреспондент. – Одному там сделали перевязку и отправили домой, а второй по дороге сбежал». «[Прокурор Москвы Геннадий] Пономарев при мне в течение полутора часов тщетно пытался выяснить, кто дал распоряжение об очистке территории от разрешенного до 10 июля пикета – палаточного городка к этому времени не существовало. Стояла только одна палатка – с красным крестом и сообщением, что территория в радиусе нескольких метров вокруг нее объявляется неприкосновенной территорией СССР».[note]Колесников, Андрей. «Марш энтузиастов. О том, как началось и чем закончилось противостояние в Останкине». «Московские новости», 28 июня 1992.[/note] К 4 часам вечера того же дня у телецентра было уже не меньше 15 тысяч милиционеров, пишет он, а около пяти вечера 3-4 тысячи тысячи человек собрались у входа на ВДНХ. Далее Колесников продолжает:
«Анпилов сказал, что все идут на Манежную площадь: «поддержать наших ветеранов». А Зюганов возразил, что двигаться на Манежную площадь нельзя: во-первых, идти очень долго, а во-вторых, не пустят.
– Ты вот что, Геннадий, — сказал Анпилов. – Ты не шуми. Когда мы сегодня утром спины под палки подставляли, ты где был? Коллективное решение вырабатывал? Вот и молчи.
Зюганов обиделся и ушел. <…> Все происходившее отличала непонятная мне свирепость атаковавших. Люди, которые 22 июня атаковали ОМОН, как будто озверели. Только явный проигрыш в силе заставил их отступить. Омоновцы не жалели своих дубинок, демонстранты – булыжников, прутьев. Нескольким людям рассекли головы. Кроме этого, омоновцы распыляли какой-то газ… Толпа осталась стоять на площади перед Рижским вокзалом. Потом возникший снова Анпилов попросил всех присутствующих сесть, располагаться удобнее и начать сидячую забастовку, пока российское руководство не удовлетворит заявку на новый митинг. Но ближе к ночи и это намерение увяло, и граждане разошлись по домам».
Позже, анализируя публикации коллег, «Коммерсант» замечает: «Многие издания выразили возмущение тем фактом, что городские власти и правоохранительные органы своим бездействием потворствовали бесчинствам оппозиции. «Ау, прокурор!» — взывает «Вечерняя Москва». Примерно ту же мысль, но иными словами, выражают «Известия» и «Куранты». «Московский комсомолец» прямо-таки разводит руками: «Почему же остаются безнаказанными действия этой кучки шовинистов, коммунистов и всякой примкнувшей к ‘идее’ нечисти?»».[note]Без подписи. «Пресса угрожает оппозиции правоохранительными органами». «Коммерсантъ Власть», 22 июня 1992.[/note]
В это же время, рисуя портреты отдельных людей из толпы, журналист Людмила Телень замечает в «Московских новостях»: «И можно было бы сказать, что останкинские палаточники в большей части клиенты не ОМОНа, а «Скорой психиатрической помощи», если не одно обстоятельство. За этими в самом деле несчастными и не контролирующими себя людьми шли другие. Шли сзади, но при всем этом демонстрировали известное партии нового типа искусство вести и направлять. Словом, провоцировать». На ее взгляд, их настоящая цель была не в доступе к телеэфиру, а – в «скандале, предупреждении власти, устрашении общества, пробе сил».[note]Телень, Людмила. «Фарс на грани трагедии», «Московские новости», 28 июня 1992.[/note]
А телекритик газеты Елена Чекалова удивляется реакции на пикеты внутри самой телекомпании. «Я заходила туда несколько раз: царили уныние и растерянность, — отмечает она. – Одни брюзжали о бездействии властей, другие по-черному шутили на тему грядущих виселиц, третьи возбужденно рассказывали о каких-то четвертых, которых, мол, в «Останкино» много и которые сочувствуют пикетчикам. И никто почему-то не снимал то, что происходило вокруг. <…> А ведь материал сам шел в руки: ну покажите этих людей подробнее, дайте услышать, о чем они говорят, помогите их понять, выясните, кто привел их сюда, что посулил. Это газетчики обнаружили и обнародовали, что многим «оппозиционерам» элементарно заплатили. Экран мог бы окончательно развеять сомнения. Но он, экран, оказался или непрофессиональным, или излишне деликатным».[note]Чекалова, Елена. «В Останкино тоже плачут». «Московские новости», 28 июня 1992.[/note] Но телевизионное руководство предпочитает в последнее время вообще не показывать политические программы, замечает она, хотя телезрители вообще мало что понимают из происходящего в стране. Ссылаясь на данные соцопроса самой телекомпании, Чекалова говорит: о таком понимании заявили только 23% опрошенных, а треть просила давать объяснения через телеэкран. «Люди говорят о своей растерянности, хотят понять, где и как можно реализовать себя, заработать и что делать, потеряв работу. Они боятся войны, голода, вообще будущего», — заключает она.
Спустя три месяца главный телевизионный руководитель Егор Яковлев даст интервью «Известиям», из которого станет ясно, что деполитизация эфира — это его принципиальная позиция. «Когда происходили всем памятные события в Останкино, когда толпа рвалась в здание телецентра, я смотрел на эти бесчинства сверху и ясно отдавал себе отчет в том, что вижу фрагмент гражданской войны, — говорит он. — Тогда я понял по крайней мере две вещи, весьма важные для меня. Я понял, во-первых, что все это политическое остервенение, это противоборство, перешедшее во взаимную взвинченность, в котором я ни на той, ни на другой стороне, мне просто-напросто не интересно. Мне интересно человеческое достоинство, человеческая мысль, борьба идей, но отнюдь не политиканство, доводящее людей до безумия. Я понял, во-вторых, и то, что политики и пропаганда, уже новая наша многопартийность сотворяют с народом опять что-то недостойное, если не сказать мерзкое и преступное, так безмерно и бездумно политизируя его. <…> Если Анпилов ведет к «Останкино» людей, требуя предоставить оппозиции час эфирного времени, то ему прежде всего нужно, чтобы это время ему не давали. Анпилову важно и дальше вести за собой именно разъяренную толпу, а если дать людям успокоиться, осмотреться, то они сразу поймут, что попались в ловушку. А помочь им образумиться можно только отвлечением от политики».[note]Плутник, Альберт. «Телеэкран и политика. С председателем Российской государственной телерадиокомпании «Останкино» Егором Яковлевым беседует обозреватель «Известий» Альберт Плутник». «Известия», 11 сентября 1992.[/note] В этом же интервью он так отвечает на претензию правых об отсутствии у них эфирного времени: «Правые нас называют «империя лжи». Если же они будут довольны нашей информацией, то ею будут недовольны их оппоненты. Это естественно. Поскольку правда для «Известий» — это ложь для «Дня», и – наоборот. Правая оппозиция называет правительство Ельцина оккупационным, продажным, и стоит нам сказать, что это правительство делает что-то хорошее, хотя далеко не все ему удается, как тут же из одного лагеря доносится крик: снова лгут. Партий много, групповых интересов еще больше. И все смотрят на жизнь со своей колокольни».
«Вы посмотрите, кто сегодня активнее всех борется за свободу слова, кто громче всех сетует на то, что она ущемляется? — возмущен он. — Те органы, что были и остаются флагманами партийно-советской печати. Что «Правда» творила с «Московскими новостями» — страшно вспомнить… Вообще, читая эту прессу, можно подумать, что лишь в годы партийной диктатуры существовали подлинная демократия и реальный плюрализм… Выступает недавно мой дорогой Егор Кузьмич Лигачев по телевидению и презрительно произносит: господа демократы. Тоже недоволен нынешним уровнем свободы слова. А я-то хорошо помню, как он хотел меня четвертовать. За те десять строк, которые дали «Московуские новости» в память о писателе Викторе Некрасове. Всего десять строк некролога…» (Подробнее о некрологе см. статью проекта GorbyMedia.)
Но тогда, в конце июня Яковлев соглашается предоставить оппозиции эфирное время, 28 июня, но только – вместе с оппозицией из других стран СНГ. Комментируя увиденное, «Московские новости» удовлетворенно отмечают: «Российские оппозиционеры, выражаясь официально, лидеры Объединенной оппозиции Геннадий Зюганов и Александр Проханов получили возможность агитировать за свои кристально русские идеалы в прямом эфире. Правда, временем пришлось поделиться: в Содружестве независимых государств, как выяснилось еще с десяток оппозиций».[note]Л. Т. «Трио в прямом эфире», «Московские новости», 5 июля 1992.[/note]
А тем временем ряд демократических организаций решает провести свою акцию, которая проходит 29 июня. «Митинг носил резко антикоммунистический характер, — пишет Вячеслав Костиков в мемуарах. — Лозунги, с которыми пришли участники, свидетельствовали о том, что основные надежды на борьбу с опасностью коммунистической реставрации демократы возлагали на Ельцина. «Борис! Добей красного дракона!», «Борис, да поможет тебе Бог!», «Нет национал-большевизму», «Только Ельцин возродит Россию!»»[note]Костиков, Вячеслав. «Роман с президентом. Записки пресс-секретаря». «Вагриус», 1997.[/note] «Трудовая Россия» осталась позади, — гласит заголовок «Независимой». – Демократов было больше, и настроение у них было праздничное». «В передней цепочке шли Глеб Якунин, Лев Пономарев, Анатолий Гиль, — рассказывает журналист Елена Трегубова. – На видном месте шел представитель сефардских евреев в Талесе с транспарантом «Антисемитизм, коммунизм, фашизм – не пройдет!» <…> По мнению участников митинга, беспорядки в Москве умело спровоцированы и направлены на то, чтобы оказать давление на Конституционный суд по делу КПСС. Было решено в случае неудовлетворительного хода суда выйти 12 июля на Манежную площадь».[note]Трегубова, Елена. «Трудовая Россия» осталась позади. Демократов было больше, и настроение у них было праздничное». «Независимая газета», 1 июля 1992.[/note] «Вечером 29 июня страна и мир увидели Москву, нисколько не похожую на ту, что именует себя трудовой. Мудрено, конечно, понять, как соединяется нормальный человеческий труд с круглосуточным беснованием на останкинских газонах. Но дело даже не в этой странности. Москва, собравшаяся все у того же Останкина в минувший понедельник, не голосила, никого не оскорбляла, ни с кем не дралась. Потому, вероятно, не удостоилась такого же внимания пишущей и вещающей братии, какого с избытком хватало в прошлый раз. А что в самом деле снимать-то? Никакого скандала, милиция скучает, пускать в ход дубинки не приходится, ни крови, ни предполагаемых трупов». Газета приходит к выводу, что это – другая сила, которая «берет не горлом, не кулаками, не мерзкой бранью и ложью, а сознанием собственного достоинства и самоуважением, без которого нельзя испытывать уважение к другому, к другим».[note]Без подписи. «Другие лица у «Останкино». «Известия», 30 июня 1992.[/note]
Читать другие лонгриды проекта.