«Да-Да-Нет-Да»: Как проходит всенародный референдум?
Идея национального референдума возникла еще в конце 1992 года, во время VII съезда народных депутатов, когда резко обострился конфликт между президентом и парламентом. Борис Ельцин, пытаясь балансировать в политической борьбе, отказался от нескольких своих сторонников, включая Егора Гайдара, вызывавшего наиболее сильное раздражение оппозиции, на его место был назначен Виктор Черномырдин.
Жители Екатеринбурга в преддверии референдума. Фото: Семехин Анатолий/Фотохроника ТАСС.
Говоря о причинах возникшего в 1992 году конфликта между исполнительной и законодательной властью, определившего развитие российской политики в 1993 году, историк Владимир Согрин называет прежде всего углублявшиеся разногласия в отношении социально-экономического курса России. «Среди законодателей в качестве ведущей силы утвердились сторонники регулируемой экономики и национально-государственного направления, а защитники радикальных рыночных реформ оказались в явном меньшинстве, – пишет он. <…> Не менее важной причиной антагонизма между двумя ветвями государства являлось и отсутствие у них опыта взаимодействия в рамках системы разделения властей, которой Россия практически не знала».[note]Согрин, Владимир. «Политическая история современной России». «Прогресс-Академия», 1994.[/note]
Историк отмечает, что к этому времени в стране не было уже практически ни одной политической партии, которая бы поддерживала курс правительства, и даже «Демократическая Россия», в которой было больше всего «чистых ельцинистов», «стала дистанцироваться от политики президента и правительства». «Возникла поразительная ситуация: в оппозиции правительству находились партии всего политического спектра, что теоретически не давало правительственным реформаторам шансов на выживание, – пишет он. – Но в действительности оппозиция партий не создавала серьезных проблем для правительства. Дело в том, что сами партии не имели массовой поддержки, оставались рыхлыми и малочисленными объединениями, а их реальный вес в российской политике не только не увеличивался, а даже уменьшался». Среди причин разочарования бывших сторонников президента его политикой стало «перерождение новой власти», которое, согласно Согрину, «оказалось настолько стремительным и глубоким, что повергло российскую общественность в состояние шока». «Принципы правового государства, провозглашаемые демократами в качестве святая святых в период борьбы за власть, были порушены ими уже в августе-сентябре 1991 года, когда начался раздел собственности, конфискованной у КПСС, – добавляет он. – В соответствии с принципами правового государства ее распределение должно было осуществляться на основе сбора заявок и их рассмотрения законодательными и судебными органами. Но на деле произошла ее узурпация победившими демократами, приступившими к «дележу добычи». Все здания КПСС стали автоматически собственностью демократического правительства, в его ведение, а следовательно в личное пользование новой элиты, перешли дома отдыха, жилой фонд КПСС и многие другие «спецзаведения», составлявшие прежде материальную основу номенклатурных привилегий». (О том, кстати, как на телевизионные сюжеты об этом дележе реагирует министр печати Михаил Полторанин, в этом выпуске YeltsinMedia рассказывает Эдуард Сагалаев.)
В условиях острой борьбы с парламентом 20 марта 1993 года Ельцин выступает с обращением к нации, которое транслировалось по обоим национальным каналам. Ельцин объявляет о проведении референдума 25 апреля. В случае поддержки президента предполагается приостановка деятельности Верховного Совета и Съезда народных депутатов. В ответ на это собирается чрезвычайный IX Съезд. Депутаты пробуют объявить импичмент президенту, голосование проводится 27-28 марта. Но за отстранение президента от должности из 1097 депутатов проголосовали 617 – при необходимом минимуме в 699 голосов. Импичмент проваливается.
Борис Ельцин дает большое интервью газете «Аргументы и факты» и дает понять ее руководителям — главному редактору Владиславу Старкову и его заместителю Андрею Угланову, что исчерпал возможности компромисса с Верховным Советом.[note]Старков, В.; Угланов, А. «Жизнь и политика. Интервью президента России Бориса Ельцина». «Аргументы и факты», № 16, 21 апреля 1993.[/note]
— А в политических взаимоотношения, может быть, стоило бы не конфликтовать, а проводить работу с депутатами, не забывая, что вы были Председателем ВС, что в парламенте у вас было много искренних сторонников, — спрашивают они.
— Я и проводил с ними работу. Давайте вспомним Чебоксары. Там в своем выступлении я выдвинул целую программу и предложил: давайте взаимодействовать. На Верховном Совете протягивал руку: давайте сотрудничать, собирать фракции. И я встречался с фракциями. На съездах неоднократно шел на компромиссы и призывал к сотрудничеству. Сколько можно? Меня сейчас единомышленники обвиняют в том, что я слишком часто иду на компромисс, особенно на последнем, IX съезде. Не надо было бы. Обдумывая после съезда свои действия (как правило, ночами), я прихожу к выводу, что это действительно была моя ошибка.
Биограф Бориса Ельцина Тимоти Колтон рассказывает об этих днях так[note]Колтон, Тимоти. «Ельцин». «КоЛибри», 2013.[/note]:
Съезд нанес ответный удар, инициировав вопрос об импичменте; поправки к конституции от 1991 года, определившие институт президентства, давали депутатам такую возможность. Встретившись 24 марта в Кремле с Ельциным, Черномырдиным и председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным, Хасбулатов выдвинул свои условия для снятия этого вопроса: создание коалиционного правительства национального согласия, ограничение права президента издавать указы, отзыв представителей Ельцина в регионах, уголовное преследование тех, кто составлял указ от 20 марта. Понимая, что это превратит его в марионетку, Ельцин отказался наотрез. Зорькин поддержал Хасбулатова.
За несколько часов до голосования на съезде, вечером 28 марта 1993 года, Ельцин появился на митинге своих сторонников на Васильевском спуске у Москвы-реки. В своем жарком выступлении, напомнившем о его испытательном сценарии, он говорил о принципах и едко прошелся по личностям:
«Трудное это было время — с 12 июня 1991 года — трудное во всех отношениях — трудно вам, трудно жителям России, трудно президенту. Мы встали на совершенно другой путь. Мы сбросили ярмо тоталитаризма. Мы сбросили ярмо коммунизма. Мы стали на путь цивилизованной страны, цивилизованной демократии. Поэтому, конечно, тем, кому мы наступили на мозоль, им неудобно.
И национал-демократы, и другие „бывшие“… используют все силы для того, чтобы все-таки Ельцина уничтожить, если не физически, то сместить. (Возгласы: „Не позволим!“, „Ельцин!“, „Ельцин!“, „Ельцин!“.)
Я не из гениальных и талантливых авторов, но просто фраза такая была у [генерала] Варенникова из „Матросской Тишины“: „Единственный, с кем Горбачев не смог справиться, так это с Ельциным!“.
Вы знаете, что такое наш Съезд. (Возглас: „Знаем!“ […] Отдельные выкрики.[…])…Не им, шестистам [депутатам], решать судьбу России. Я не подчинюсь, я подчинюсь воле народа. (Возгласы, аплодисменты. Скандируют: „Ельцин, Ельцин, Ельцин!“)»
Голосование на съезде было тайным. Ельцин говорил мне, что это был худший момент за все восемь лет его президентства. «Самый тяжелый момент был импичмент. Я очень переживал… Я сидел и ждал… я сидел и ждал подсчета голосов». 617 нардепов, настроенных против него, проголосовали за импичмент — для необходимого большинства (689 голосов) не хватило 72 голосов. Если бы решение было принято, то президентом стал бы Руцкой, и конфронтация, разразившаяся в сентябре, произошла бы на полгода раньше. Как пишет Александр Коржаков, у Президентской службы безопасности имелся план, одобренный Ельциным 23 марта, по которому следовало распустить парламент и выкурить депутатов из зала заседаний, разместив на балконах зала Большого Кремлевского дворца канистры со слезоточивым газом.
После голосования Ельцин и Хасбулатов договорились, что указ об особом порядке управления будет отозван, а 25 апреля состоится всенародный референдум по четырем вопросам: 1) о доверии Ельцину, 2) об одобрении его социальной и экономической политики, а также о внеочередных выборах 3) президента и 4) парламента. Активная кампания Ельцина проходила под лозунгом: «ДА, ДА, НЕТ, ДА». Как и раньше, президентская команда пыталась представить Хасбулатова и депутатов съезда ультраконсерваторами, хотя далеко не все они этого заслуживали. Хасбулатов, в свою очередь, назвал Ельцина пешкой в руках сильных теневых игроков, выполняющей такую же роль, как Николай II и императрица Александра при таинственном Григории Распутине. Угрозы Ельцина предпринять решительные шаги, по словам Хасбулатова, были «сильным жестом слабого человека», который оказался «трагически не готовым» для своего поста: «Буквально на глазах перерождался человек. Он перестал быть лидером, превратил сам себя в какую-то игрушку в руках этих самых лиц, которых прозвали „коллективным Распутиным“… авантюристов… безграмотных людей». Ельцин, по выражению Хасбулатова, строил «полуколониальный режим», в рамках которого «дикий, криминальный, полуфеодальный, полурабовладельческий капитализм» служил бы иностранным интересам.
Одним из постоянных пунктов борьбы между парламентом и президентом значится контроль над СМИ, поэтому неудивительно, что в эти же дни разворачивается очередной раунд. 20 марта Ельцин подписывает указ, в котором грозит «должностным лицам государственных органов и организаций, общественных объединений» строгой ответственностью «за вмешательство в деятельность и нарушение профессиональной самостоятельности редакций, принуждению журналистов к распространению или отказу, а равно за совершенное в иных формах ущемление свободы массовой информации». Вне сомнений, этот указ вызван попытками Верховного Совета вернуть себе контроль над «Известиями» (борьба за газету идет весь 1992 год и будет продолжаться вплоть до октября 1993-го), а также – акциями протеста оппозиции, требующей предоставить ей эфир. Акции оппозиции начинаются еще за год до этих событий, а в новом году подогревается попытками Министерства печати закрыть газету «День» и «Советскую Россию», а программу «600 секунд», с ведущим Александром Невзоровым, ассоциирующим себя с радикальной оппозицией и выступающим на ее митингах, а не только рассказывающим о них, – выдавить из эфира (см. 23 марта 1993).
Руслан Хасбулатов и Борис Ельцин в 1992 году. Фото: Александр Сенцов/ ИТАР-ТАСС
Съезд принимает постановление, (см. 29 марта) по которому управление телевидением – через специальные Федеральные наблюдательные советы – должно перейти, как говорят сторонники президента, в руки представительных органов власти. Помимо наблюдения эти советы наделяются правом назначать руководителей телеканалов, которых прежде назначал своими указами президент. Кроме того, постановление прекращает деятельность органов управления телерадиовещанием, не предусмотренных законом о СМИ, – Федеральной телерадиовещательной службы «Россия» и Федерального информационного центра России, и отменяет соответствующие указы президента (руководителями этих структур прежде были назначены ближайшие сторонники Ельцина – Белла Куркова и Михаил Полторанин соответственно). Борис Ельцин вынужденно подписывает указ о ликвидации ФТС, Полторанин же уйдет в отставку в конце 1993 года.
На следующий день после постановления съезда сотрудники ВГТРК принимают обращение к своей аудитории, полагая, что это постановление «открывает на самом деле путь к свободе неограниченного вмешательства в профессиональную работу журналистов и редакций со стороны не только властных органов и должностных лиц, но и партий, общественных организаций…» и превращает СМИ в арену жестокого политического противоборства, дестабилизирующего жизнь общества.[note]П. С. Рейфман. Из истории русской, советской и постсоветской цензуры. http://reifman.ru/sovet-postsovet-tsenzura/glava-10/ [/note]«Сегодняшняя действительность представляет все новые и новые примеры посягательства на свободу слова, – заключают они, – налицо механизмы воздействия на каналы информации, начиная от системы зависимости СМИ от властных и финансовых структур, кончая физическим устранением неуправляемых журналистов». «Не менее бурную реакцию вызвало постановление съезда и в «Останкино», – отмечает в те дни «Коммерсант». – Официальная позиция руководства компании заключается в том, что создание наблюдательных советов противоречит свободе слова и ведет к возрождению цензуры. «Останкино» считает, что основным законом для него является сетка вещания, и менять ее в угоду кому-либо оно не будет. Как сказал [председатель «Останкино»] г-н Брагин на вчерашней встрече с народными депутатами, среди которых были Вячеслав Брагин и Олег Попцов, президент России Борис Ельцин назвал постановление съезда «неконституционным». Президент считает, что в своей работе телерадиокомпаниям нужно руководствоваться законом России «О средствах массовой информации», а также указом президента о защите средств массовой информации от 20 марта. По мнению большинства работников телевидения, постановление съезда трудновыполнимо. Непонятно, до какой степени наблюдательные советы будут вникать в работу телевизионщиков. Если действительно начнется серьезный контроль, то это может привести к тяжбе с авторами программ, а то и к закрытию ряда передач».[note]Воробьев, Александр. «Совещание руководителей телевидения. Постановление съезда расценили как неконституционное». «Коммерсант», 31 марта 1993.[/note]
В ответ на это 2 апреля президент подписывает указ «О гарантиях информационной стабилизации в деятельности Российской государственной телерадиокомпании «Останкино», которым наделяет компанию статусом международной, таким образом ставя ее над постановлением IX Съезда. «В указе президента России, помимо чисто политических гарантов «информационной стабилизации», не забыты и своего рода материальные гаранты, – сообщает «Коммерсант». – Например, указ значительно упрощает отношения с телецентром, который до последнего времени не входил в состав телерадиокомпании (хотя в нем находились даже кабинеты руководства «Останкино»). Время от времени отношения компании и телецентра обострялись, и тогда вставал вопрос о задолженностях «Останкино» за аппаратуру, оборудование и т. п. (около 700 млн руб.). Теперь, по указу президента, телецентр становится подразделением компании, и поэтому вопрос о долгах решить гораздо проще. Кроме того, указ президента официально подтверждает права «Останкино» на 4-й телеканал, который, согласно его же указу от 19 января 1993 г., был передан РосТВ».[note]Воробьев, Александр. «Указ президента России о телевидении. Борис Ельцин гарантировал стабильность «Останкино»». «Коммерсант», 6 апреля 1993.[/note]
Постановлению Верховного Совета через два месяца после его принятия дает оценку Конституционный суд и приходит к заключению (см. 27 мая), что указы президента о создании ФТС и ФИЦ – неконституционны, а наблюдательные советы не могут рассматриваться как новые органы цензуры, так как из текста постановления Верховного Совета «не ясно, будут ли они общественными образованиями с рекомендательными полномочиями либо государственными органами с властными полномочиями». А назначение телевизионных начальников парламентом соответствует Конституции, так как она предоставляет право «широкого участия граждан в управлении делами государства и общества, расширение гласности, постоянный учет общественного мнения».
IX Съезд, поняв, что референдума не избежать, 29 марта утверждает для него свои вопросы. «Вынося эти вопросы на референдум, – пишет Согрин, – законодатели рассчитывали, что большинство россиян, экономическое положение которых в ходе реформ ухудшилось, выскажут недоверие политике президента и ему самому».[note] Согрин, Владимир. «Политическая история современной России». «Прогресс-Академия», 1994.[/note]
Любопытно, что и оппозиция призывает прийти на референдум, убеждая свою аудиторию в неизбежном провале Ельцина. «Не понимаю тех, кто возражает против опроса об отношении к президенту, – пишет, например, в те дни главный редактор «Правды» Геннадий Селезнев. – Понятно же, сам Борис Николаевич от власти не отречется, гордость не позволяет, но главное – окружение не отпустит. <…> Новая номенклатура, в отличие от прежней, сама никуда не денется и не сдвинется. Она будет цепляться за посты и драться до последнего. <…> Они умышленно инсценируют сцену за сценой гражданской неразберихи, внушают через свои каналы телевидения и радио, что корень зла зарыт на Краснопресненской набережной, дезинформируют зарубежных глав государств в оценках внутренней ситуации в России. <…> Президент избрал тактику красивого ухода. Наберет процентов двадцать приверженцев своей политики и уйдет спокойно нянчить внуков. <…> Так что, дамы и господа, судари и сударыни, не путайте карты президенту. Он устал от вас. Все на референдум».[note]Селезнев, Геннадий. «Зачем мешать президенту?». «Правда», 25 марта 1993.[/note]
Вариант ответов на референдуме, которые предлагает газета «Правда». Фрагмент первой полосы от 23 апреля 1993. Архив East View.
В России на первый план все больше и больше выходят радио и телевидение, сообщает в те дни «Би-Би-Си», которую с удовольствием цитирует «Правда».[note]ИТАР-ТАСС, «Эфир-дайджест», 23. «Доживем до понедельника». «Правда», 24 апреля 1993.[/note] Именно «радио и телевидение обвинял Руцкой в рабском следовании кремлевской линии», говорит британская корпорация, а люди, возглавляющие две главные телевизионные компании – ВГТРК и «Останкино», безусловно, являются союзниками Ельцина. И Информационный центр, наблюдающий за теле- и радиопрограммами, возглавляет Михаил Полторанин – тоже человек Ельцина. Некоторые журналисты жалуются, что рассказы о политиках, занимающих антиельцинскую позицию, не выходят в эфир из опасения, что они могут нанести удар по демократии».
Президентская сторона меж тем заручается поддержкой мейнстримовых СМИ, с редакторами которых Ельцин встречается незадолго до референдума (см. 9 апреля). Во главе обоих телеканалов Вячеслав Брагин и Олег Попцов, которых оппозиция постоянно упрекает в недопуске ее к СМИ.
Самые громкие акции оппозиции с требованием эфира прошли еще летом 1992 года, но к успеху, то есть к доступу в эфир они не привели. И оппозиционеры продолжают пикетировать телевидение. Так, например, одновременно акции у «Останкино» и у городского канала Санкт-Петербурга проходят 15 и 16 сентября 1992 года. А в ночь с 30 на 31 октября, за 20 минут до выхода новостей, народные депутаты России Михаил Астафьев, Владимир Исаков и Илья Константинов врываются в студию первого канала. «В ультимативной форме, – отмечает «Коммерсант», – они потребовали предъявить текст сообщения об обращении руководства Фронта национального спасения в Конституционный суд России по поводу конституционности президентского указа о запрещении Фронта. Материал депутатам посмотреть не дали, но одну фразу в текст сообщения по их просьбе Татьяна Миткова все же вставила, «чтобы не обострять накаленную обстановку». <…> В течение всего выпуска народные избранники присутствовали в режиссерской аппаратной, а по окончании оценили сговорчивость дежурной бригады и отметили, что не имеют претензий к тележурналистам».[note]Воробьев, Александр. «Депутаты прорвались в эфир. Спасители «уговорили» Татьяну Миткову», «Коммерсант», 3 ноября 1992.[/note]
В результате на втором канале появляется еженедельный «Парламентский час». Телекритик Ирина Петровская в интервью со вторым после Попцова человеком в ВГТРК – Анатолием Лысенко говорит, что эту программу «делает недавно созданное парламентское ТВ», и то, что она видела из этих выпусков, – «подобострастно до омерзения». «Какая-то новая разновидность ТВ – лакейское», – говорит она. «Пусть парламентские структуры сами рассказывают о работе парламента, – отвечает Лысенко, – а то все время претензии: «Вы не то вырезали, не так показали. А зачем вы показываете депутата, который ковыряет в носу?» Не знаю, зачем показывали, но я считаю, что в парламенте не надо ковырять в носу».[note]Петровская, Ирина. «Нельзя показывать, как принимают законы и делают сосиски. Телевидение – любимая игрушка властей». «Независимая газета», 10 апреля 1993.[/note] А отвечая на постоянные упреки о недопуске в эфир оппозиции, он эмоционально бросает: «В силу того что никаких регламентов, а главное – закона нет, то депутаты начинают требовать эфирное время на том лишь основании, что они депутаты, при этом забывая, что они и так все время на экране. Я приведу цифру, она страшноватая: за первый квартал этого года трансляции съезда, заседаний Верховного Совета, дневники съезда в объеме составили 97 с лишним часов вещания! И еще предъявляют претензии, что мы мало пропагандируем деятельность Верховного Совета. Никому из эстрадных «звезд» во сне не снилось столько телевизионного времени, сколько есть у депутатов. Есть оно и у правительства, но неизмеримо меньше».[note]Там же.[/note]
Судя по мемуарам пресс-секретаря президента, на стороне последнего выступает и агентство «Интерфакс», что, впрочем, неудивительно – именно Ельцину оно обязано его поддержкой во время путча. Вячеслав Костиков пишет, что за несколько дней до голосования президент был очень расстроен проигрышем «Спартака» в полуфинале европейского футбольного турнира. «Хорошую подсказку, – добавляет он, – дал Борис Грищенко, вице-президент агентства «Интерфакс»: «Нужно, чтобы Борис Николаевич направил «Спартаку» слово поддержки. Это поможет команде преодолеть нервный шок от поражения. А все болельщики «Спартака» на референдуме будут голосовать за Ельцина», убеждал он меня по телефону. Я набросал текст и поплелся (поскольку сам с детства болею за «Спартак» и был огорчен его поражением) к кабинету президента. Мне кажется, что Борис Николаевич воспринял эту идею как некий символ. «М-да, проигрывать тоже надо уметь. С поднятой головой», – сказал он многозначительно. И подписал телеграмму».[note]Костиков, Вячеслав. «Роман с президентом». «Вагриус», 1997.[/note]
Помимо руководства СМИ президента поддерживают популярные россияне из среды творческой интеллигенции, и их агитация оказывает большое воздействие на голосование. И сейчас уже очевидно, что лейтмотив кампании – голосование через «не хочу, но надо», станет в референдуме 93-го лишь тренировкой перед выборами 1996-го.
«На выборы президента Ельцина я не ходил, не голосовал, – так, например, пишет в «Литературной газете» писатель Виктор Астафьев. – Надоело! Надоело голосовать, выбирать, участвовать в массовом отупелом действе, в унизительном торжестве благоглупости. Все надоело! Но на референдум придется идти и голосовать за президента. Некуда деваться. Мы в тупике. Лучше худой, но мир, чем хорошая война. Лучше скудная, дорогая, дерганая жизнь, чем повальный голод и мор. Авторитет президента пока еще удерживает народ от безумства, бунтов, хотя от шатости удержать его никто не сможет».[note]Астафьев, Виктор. «Придется голосовать. Слово известного русского писателя накануне референдума». «Литературная газета», 21 апреля 1993.[/note]
В записи ролика с лейтмотивом «да-да-нет-да» участвует актер Иннокентий Смоктуновский.
Тот же мотив, хоть и завуалированно, звучит и у самой известной поп-певицы Аллы Пугачевой.
«Образцом умелой пропаганды в пользу президента может служить листовка, которую в самый канун референдума получили избиратели-москвичи, – отмечает историк Согрин. – Пропрезидентские рекомендации о том, как отвечать на вопросы референдума, сопровождались подписями популярнейшего режиссера Э. Рязанова, знаменитого футбольного тренера Н. Старостина, кумира молодежи рок-звезды К. Кинчева и любимца всех без исключения поколений россиян, актера Н. Караченцова».[note]Согрин, Владимир. «Политическая история современной России». «Прогресс-Академия», 1994. [/note] Кроме того, Эльдар Рязанов выступает в невиданном прежде формате – в роли интервьюера президентской семьи. Его 50-минутный разговор первый канал «Останкино» показывает за три дня до референдума. Прощаясь с первой семьей страны, Рязанов желает президенту успехов на референдуме, потому что это важно не только для него, но и для всей России.
Тем временем оппозиция находит еще один способ заявить о себе – дискредитировать президентскую сторону. Вице-президент Александр Руцкой объявляет в Верховном Совете об «одиннадцати чемоданах компромата», требуя трансляции по радио и по телевидению (см. 16 апреля). Желаемого эфира он не получает, но в политическую историю эти чемоданы входят как «первая война компроматов» – самого Руцкого оппоненты обвинят во владении счетом в швейцарском банке.
О «беспрецедентном идеологическом прессе» и игре в одни ворота пишет в это время газета «Правда», рассказывающая о том, что эфирного времени для изложения точки зрения оппозиции, в частности Народной партии «Свободная Россия», не предоставили оба главных телеканала страны, а телерадиокомпания «Москва» предложила только платный эфир. «НПСР оплатила время в вечерней программе 23 апреля, – отмечает газета. – Однако, когда стало известно, что позицию этой партии будет излагать ее почетный председатель вице-президент РФ А. Руцкой, компания, ссылаясь на указание мэра Москвы Ю. Лужкова и главы администрации Московской области А. Тяжлова, изменила свое решение. Вице-президент страны был лишен возможности обратиться к согражданам, а общественность была «лишена своего конституционного права на получение интересующей ее информации по фактам серьезных злоупотреблений в высших эшелонах власти». А вот президент Б. Ельцин получил слово для обращения к россиянам даже тогда, когда самые восточные регионы России уже приступили к голосованию».[note]Быковский, Александр; Трушков, Виктор. «Президента уважили. Референдум провели. Лишь треть россиян готова двигаться в «дикий капитализм»». «Правда», 27 апреля 1993.[/note] Автор «Литературной газеты» Дмитрий Шушарин, говоря о неравных условиях для борьбы, замечает: «<…> возможно, наш брат-интеллигент будет возмущаться тем, что стороны были поставлены в неравные условия. А, по-моему, произошло то, что должно было произойти. Сработали защитные механизмы только начавшего формироваться общества, которое постепенно усваивает то, что давно понято на Западе, – определенные группы, даже если они имеют на то формальное право, нельзя подпускать близко к средствам массовой информации».[note]Шушарин, Дмитрий. «Страна ответила…». «Литературная газета», 28 апреля 1993.[/note]
После проведения голосования сторонники президента празднуют победу. Правда заключается в том, пишет журналист Андрей Быстрицкий, что «россияне неплохо оценивают реальность и свои надежды на будущее связывают с реформами и президентом», что «коммунистический и националистический призраки непопулярны в России», и поэтому сейчас, после референдума, «однозначно подтвердившего согласие россиян на дальнейшие демократические преобразования, ход – за самыми демократическими силами».[note]Быстрицкий, Андрей. «Данные уточняются, но политические пристрастия россиян уже ясны». «Литературная газета», 28 апреля 1993.[/note] «Сам Борис Николаевич предложил на все вопросы ответить «Да», – напоминает редактор демократической газеты «Куранты» Анатолий Панков в своих мемуарах. – Демократические силы, объединившись (!), высказались за три «Да», но убеждали не соглашаться с досрочными выборами президента. И, несмотря на колоссальные трудности населения, вызванные гигантской инфляцией, на закрытие многих производств, особенно в оборонной сфере, и потерю рабочих мест, россияне проголосовали за три «Да» и одно «Нет», то есть за продолжение реформ! Голоса распределились так: за первое «Да» – 58,7 процента, за второе – 53, за третье – только 49,5, за четвертое – 67,2 процента. Это была большая, принципиальная победа, которая потом позволила в том же девяносто третьем году избавиться от совковой власти и принять на референдуме новую, отвечающую духу демократических перемен ныне действующую Конституцию России!»[note]Панков, Анатолий. «По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина». «Перо», 2017.[/note]
Оппозиция же результаты референдума трактует по-своему – как провал президента. «Два года назад, когда Россия выбирала президента, на выборы пришло почти три четверти избирателей, – отмечает «Правда». – В минувшее воскресенье, по предварительным данным, примерно 62 процента внесенных в списки. Это значит, на 13,5 миллиона россиян меньше пришли к избирательным урнам, чем в 1991 году. Они «ногами» проголосовали против нынешней власти, не веря, что она способна учитывать мнение народа. Два года назад Б. Ельцина поддержали 42,8 процента избирателей России. Сегодня этот показатель упал, по предварительным данным, не менее чем на 10 процентов. Значит, «всенародно избранный» сейчас опирается максимум на треть граждан РФ».[note]Быковский, Александр; Трушков, Виктор. «Президента уважили. Референдум провели. Лишь треть россиян готова двигаться в «дикий капитализм»». «Правда», 27 апреля 1993. [/note]
Критика президента в отношении референдума раздается не только от радикальной оппозиции. Вполне умеренный Иван Лаптев, в 1984–1990 годах главный редактор, а в 1993-м – генеральный директор «Известий», пишет в мемуарах, что, хотя голосование всем запомнилось «лукавым «да-да-нет-да»», «далеко не все понимали, что это — рубежная черта борьбы за власть и за собственность в России». «Трудно сказать, как подсчитывали результаты – бюллетени были уничтожены почти сразу же, – но народ в очередной раз поддержал Ельцина, – замечает он. – Теперь можно было обращать еще меньше внимания на социально-экономические проблемы, открывалась возможность помахать кулаками. Ельцин начал готовиться к этому. Чисто по-российски он «забывает», что является председателем Конституционной комиссии Съезда народных депутатов, и формирует параллельную комиссию из «своих» юристов, собирает Конституционное совещание в Кремле. В зале подавляющее большинство сторонников президента. Работа идет в ускоренном темпе. Главное – побольше полномочий президенту, все остальное как бы вторично. В рядах народных депутатов начинается раскол, который Ельцин и его команда всячески поддерживают, привлекая к себе даже самых яростных недавних противников, не исключая и коммунистов. Но подготовка к решительным действиям продолжается все лето. Ельцин не забывает главной цели».[note]Лаптев, Иван. «Власть без славы». «Олма-пресс», 2002.[/note]
Как бы то ни было, но, как пишет пресс-секретарь Костиков, «энергия мощной победы была потеряна в ближайшие же дни». «Вместо того чтобы мгновенно распустить оказавшийся без легитимной поддержки Верховный Совет и мощным броском принять Конституцию, – вспоминает он, – президент «влип» в изнурительный процесс доводки Конституции, а потом в вялотекущее Конституционное совещание. По сути дела, не был решен ни один серьезный кадровый вопрос, на чем настаивала демократическая общественность. Антиреформистским гнездом оставалась вся система прокуратуры. Суды охотно принимали иски против демократов и совершенно не реагировали на антиконституционные действия консерваторов. Единственно, от кого смог избавиться президент, – это от Руцкого. Разочарованию демократической общественности, особенно интеллигенции, которая сделала все, чтобы обеспечить победу президента, не было предела. Рейтинг Ельцина снова пополз вниз. Проведенный в конце июля опрос мнения москвичей «Сто дней после референдума» отразил глубокое разочарование людей и кризис доверия Ельцину. На вопрос: «Оправдались ли ваши надежды, связанные с референдумом?» – позитивно ответили лишь 9 % опрошенных. Проведенные подсчеты показали, что если бы референдум с теми же вопросами был проведен снова, спустя сто дней, то Ельцин потерпел бы поражение. <…> Демократическая пресса, пожалуй, впервые обрушилась на самого Ельцина. Именно в этот период от него начали постепенно дистанцироваться оплоты демократии в прессе – газеты «Известия», «Аргументы и факты»».[note]Костиков, Вячеслав. «Роман с президентом». «Вагриус», 1997. [/note]
«Воистину итог референдума – ничья в цугцванге, – замечает в те дни «Правда». – Не случайно Р. Хасбулатов призвал «и тех, и других сторонников не обольщаться результатами референдума, поскольку он не выявил ни победителей, ни побежденных». Сейчас, как никогда, от россиян требуется бдительность, чтобы не утратить нынешние крохи демократии, чтобы не допустить «демократической диктатуры»».[note]ПРАВДА[/note]
Сегодня очевидно, что конституционного кризиса, как того хотелось обеим сторонам, всенародное голосование не разрешило. Президент не набрал 50% всех избирателей за досрочные выборы народных депутатов (на такой формуле подсчета настоял Конституционный суд), а потому оснований для разгона Верховного совета, как того желал президент, не было. «Острая борьба между законодательной и исполнительной властями, парализовавшая деятельность обеих ветвей власти и государства в целом, продолжалась все лето. Многие наблюдатели стали приходить к мнению, что разрешение антагонизма между ними обычными конституционными методами уже невозможно. Б. Ельцин начал вести себя так, как он действовал в экстремальных ситуациях – искать неконституционные способы выхода из политического тупика».[note] Согрин, Владимир. «Политическая история современной России». «Прогресс-Академия», 1994. [/note] И осенью 1993-го президент пошел на силовое разрешение кризиса.
Читать другие лонгриды проекта.
Читать интервью автора в других СМИ.